Даринда Джонс - Шестая могила не за горами

— Видишь? — Я пригвоздила Дениз к месту укоризненным взглядом. — Говорю же, клиент.

Она повернулась к мистеру Джойсу с каменным лицом и резко заявила:

— Это не займет больше минуты.

— Ну тогда забирайте ее. — Он шагнул назад, подняв руки в знак капитуляции, и уселся на стул.

Почувствовав вспышку гнева, я заставила себя успокоиться. Мне уже двадцать семь. Я не обязана отвечать на выпады мачехи. Не обязана реагировать на ее отвращение и жалкие попытки меня уколоть. И уж тем более, черт бы ее побрал, не обязана мириться с тем, что она сует нос в мои дела и запугивает клиентов.

— В этом не было необходимости, — сказала я, когда она снова повернулась ко мне.

— Прошу прощения, — тут же сдалась она и повернулась к мистеру Джойсу. — Простите. Я в крайне отчаянном положении.

— Мне ли не знать! — отмахнулся тот. Да уж, у него, видимо, своих проблем выше крыши.

С энтузиазмом заключенного, которому осталось два метра до петли, я проводила Дениз к себе в кабинет и закрыла дверь. Судя по всему, вспышка гнева вызвала Рейеса — он был в кабинете. Разумеется, в нематериальном виде.

А потом я вспомнила. Дениз ему нравилась не больше, чем мне. Он считал, что она причинила мне в детстве много боли. И отчасти он прав, но беда в том, что, когда речь идет о моем счастье (или точнее о его недостатке), Рейес становится несколько… вспыльчивым.

— Рассечь ей позвоночник? — спросил он, когда я уселась за столом.

— А можно я подумаю, а потом дам тебе знать? — поддразнила его я. Ну… почти.

Дениз взглянула на стену, у которой он стоял, и к которой я повернулась, но, само собой, ничего не увидела. По идее, она должна была неодобрительно поджать губы, но вместо этого разгладила воротник и села на стул.

— Чего тебе надо? — спросила я таким же холодным, как ее сердце, голосом.

— Уверена, ты уже в курсе, что твой отец от меня ушел.

— Наконец-то.

Она вздрогнула, как будто я отвесила ей пощечину.

— Почему ты говоришь такие ужасные вещи?

— Ты еще спрашиваешь?

— Я люблю твоего отца. — Дениз придвинулась к самому краю стула. Еще чуть-чуть, и точно свалится. — И всегда любила.

Тут она меня подловила. Она и правда была внимательной женой. Ясное дело, в ее понятие о внимательности входили манипуляции, закрытые на мелочи глаза и затаенная злоба. Мне самой с трудом верилось, что человек может так сильно мне не нравиться, но Дениз умела вбить клин в наши с папой отношения. И делала все, что только могла, лишь бы не подпускать нас друг к другу. Ее ревность была нездоровой и инфантильной. Бога ради, кто станет бояться любви отца к ребенку? Я этого никогда не понимала.

В то же время с моей сестрой Джеммой Дениз вела себя совсем иначе. Мало того, они по-настоящему сблизились. Имелось у меня подозрение, что уход папы от мачехи повлиял на Джемму куда больше, чем она готова была признать. Она знала, как я отношусь к Дениз. А тот факт, что Джемма не пришла ко мне, когда ей нужна была поддержка, доказывает, какая я хреновая сестра. Но правда в том, что Джемма не могла ко мне прийти. Для Дениз в моем сердце не было ни капельки тепла. Чего, по всей видимости, и добивалась мачеха с первого дня.

— Я… Мне нужно, чтобы ты с ним поговорила. Он болел и вряд ли сейчас рационально мыслит.

— И что, по-твоему, я должна ему сказать?

Дениз наградила меня раздраженным взглядом:

— Я хочу, чтобы ты убедила его вернуться домой, где ему и место. Он все еще слаб, и ему нужна медицинская помощь.

— Прошу прощения, — тихо и невесело рассмеялась я, — то есть ты хочешь, чтобы я уговорила его остаться с тобой? С женщиной, которая отравляла мне жизнь и превратила мое детство в ад? После всего того, через что ты заставила меня пройти, тебе нужна моя помощь? Ты из ума выжила?

Жаль, что Джемма, дипломированный психиатр, укатила на конференцию в Вашингтон. Как только появится возможность, сразу ей позвоню и запишу Дениз на прием.

— Через что я заставила тебя пройти?

Во мне опять вспыхнул гнев, и я прикусила язык (в прямом смысле), чтобы не слететь с катушек. Когда я выхожу из себя, дрожит земля. А от землетрясения в центре Альбукерке никому пользы не будет.

Рейес выпрямился. Кажется, его тоже беспокоило, что я могу напортачить. Я закрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов. Это ведь совсем на меня не похоже. Я не испытываю к людям ненависти. Не вынуждаю их платить за проступки. Слишком много мертвых через меня прошло. Слишком много раз я видела, что приходилось переживать людям и почему они перед смертью становились именно такими, а не другими. Пока хотя бы год не побуду в шкуре Дениз, я не имею права ее судить. Иначе буду не лучше, чем она. Я открыла глаза и увидела каменное лицо. Лицо, от которого болела душа и завязывались узлом кишки. Ладно, может быть, года будет мало.

— У меня только один вопрос, — проговорила я, очень стараясь не выдать голосом всей своей злости, чтобы не быть похожей на мачеху. — Почему?

— Почему?

— Да, почему? Почему ты меня сразу возненавидела? Почему обращалась со мной так, будто я мешаю тебе жить? Чем, бога ради, я тебе насолила?

Дениз раздраженно вздохнула, и к ее лицу вернулся привычный цвет. Хорошенько окрашенный нетерпением по поводу всего, что со мной связано.

— Ничего подобного никогда не было, Шарлотта. Я не питаю к тебе ненависти. Ни теперь, ни когда бы то ни было.

Я подалась вперед и широко улыбнулась:

— Вот что я тебе скажу. Когда ты признаешь, что ненавидишь меня всеми фибрами души, я помогу тебе вернуть папу. Как тебе такой уговор?

— Никогда в жизни я не произнесу таких ужасных слов.

Я ее оскорбила. Класс!

— То есть чувство есть, но вслух признаться ты не можешь?

Дениз неосознанно сжимала сумочку, лежавшую у нее на коленях.

— Шарлотта, мы можем поговорить как разумные люди?

— Минуточку, — протянула я, когда меня наконец осенило. — Ты пришла, потому что папа сыт по горло тем, как ты со мной обращаешься, и теперь думаешь, что если мы подружимся, то он вернется?

— Я пришла, потому что хочу, чтобы мы все пошли к семейному психологу. Не только я и Лиланд, а все мы вчетвером, включая твою сестру.

Рейес сложил на груди руки и снова прислонился к стене, а я вскочила на ноги, с трудом сдерживая бурлящее внутри возмущение. Надо отдать Дениз должное — крепкий она орешек.

— А может, сама к психологу сходишь? Побольше о себе узнаешь, научишься жить в мире с самой собой. А когда это случится, когда ты сможешь говорить правду мне в лицо, вернешься, и мы все обсудим. — Ух, какая я злая! Мне хотелось себе поаплодировать.

По природе своей я вовсе не злой человек, поэтому ушло немало сил, чтобы разбудить в себе зверя и не дать ему уснуть целых полминуты. Черт бы побрал СДВ. Но я собой гордилась. Ни за что больше не буду тряпкой, о которую вытирают ноги. Я сама по себе, и никто, кроме меня, вытирать об меня ноги не будет.