Блэки Хол - Sindroma unicuma. Книга 2.

Плевать на Альрика и Лизу, — откликнулось уныло внутреннее «я». Через неделю мне придет конец на зеленой дорожке.

— За какие заслуги получил приглашение твой Петя? — спросила Аффа.

— Он спортсмен. Чемпион, — простонала я с отчаянием.

— Значит, кроме передач, о нем напишут в спортивных разделах и колонках газет и в специальных спортивных журналах.

Всё, умираю.

— По-моему, наша библиотека выписывает свежую прессу. Можешь почитать об ажиотаже вокруг «Лиц года». Народ делает ставки, кто и с кем появится на приеме, кто и во что будет одет, и кого потом обгадят, а кого вознесут.

Уже умерла.

— Эвка, ты придумала, в чем пойдешь?

— В чем пойду? — переспросила я тупо.

— Конечно. Не будет же премьер-министр целовать тебе ручку, а тебя сфотают в твоей вечной юбке. И прическу надо сделать, и макияж. У-ух! — взвизгнула от полноты ощущений Аффа.

— И сколько стоит поцелуй премьер-министра? — промямлила я ошеломленно.

— Точно не скажу, — задумалась Аффа. — Не меньше пяти штукарей по самым скромным прикидкам.

— Штукарей?

— Пяти тысяч, — пояснила девушка для простачков, не видевших банкнот свыше пятидесяти висоров.

Батюшки! — завыло внутреннее «я», выдирая клоки волос. Меня будут фотографировать на зеленой дорожке в юбке и в свитере под цвет дорожки.

— Твой папаня, наверное, сойдет с ума от радости. Похвалит и скажет: «Непутевая дочка, а попала в высшее общество без моей помощи», — поделилась Аффа.

Точно, папа жуть как обрадуется. Так и вижу его счастливое лицо, парализованное неожиданной новостью.

— Получается, мне нечего одеть, — проворочала я одеревеневшим языком.

— А ты попроси денег у отца, он не откажет. Это такая честь! На приеме будет сам премьер-министр.

Премьер-министр, четыре тысячи избранных и среди них Мэл, который наверняка появится не один, — вдруг пришло в голову. И я в своей вечной юбке опозорю Петю на всю страну.

Встав, я как робот двинулась в швабровку.

— Эва, ты куда? — крикнула вслед соседка.

— За деньгами.

Занавес.

Жизнь состоит из случайностей, масштабных и не очень. Стихийно принятое решение может безвозвратно изменить судьбу. На перекрестке свернул налево, вместо того, чтобы пойти направо, и не познакомился с человеком, который мог стать главным в твоей жизни. Съел ложку подпорченного пирожного и выпал на два дня из жизни, обнимаясь с унитазом, а ведь что-то подсказывало: «лучше потрать деньги на парк иллюзий». Ученые по элементарной висорике бьются, пытаясь управлять случайностями, прогнозируют и программируют их последствия. С развитием науки появились сложные теории, на основе которых строятся математические модели, позволяющие максимально приближенно вычислить итог той или иной случайности. Простейшим примером программирования последствий можно считать камни на перекрестках дорог, расставленные специально для витязей и добрых молодцев и предлагающие найти богатство, суженую, смерть или прочие лиха, если пойти в указанную сторону.

К сожалению, под моей кроватью не завалялся вещий камень, могущий указать правильную дорогу, поэтому, будучи на перепутье, я бросалась из крайности в крайность. Лихорадочная, на грани истерии, деятельность сменялась ледяным спокойствием, с точностью до наоборот. Спросить совета было не у кого, вернее, нельзя.

Позже, возвращаясь к событиям этого и последующих дней, я часто задумывалась над тем, какие силы свыше заставили меня поступать так и не иначе. Как повернулась бы моя жизнь, прими я другое решение взамен того, что потянуло нить судьбы дальше?

Наличность. Деньги. Банкноты. Звон монет. Пять тысяч как спасение.

В висках молотом стучала кровь, в голове творился ералаш. Придя от Аффы, я бесцельно вышагивала по комнатушке, и странное дело, мысли не желали выстраиваться стройным и упорядоченным рядком. Их вообще не было, моих мыслей.

Решив пойти на мозговой штурм, я бросилась к тумбочке и вытащила фляжку; плеснула коньяка, прикрыв донышко стакана, и за один присест влила в себя. Терпкая горечь обожгла горло, насыщая обоняние ароматами гвоздики, дуба, лаванды, миндаля. То, что нужно, и не следует заедать, чтобы сохранилось послевкусие на языке.

Пяти минут хватило, чтобы успокоиться, продуть легкие глубокими вдохами и начать воспринимать реальность, усевшись на кровать.

Вспомнив о вырезке, спрятанной в книжке Лизбэт, я представила фотографию, на которой будет изображен сияющий Петя в смокинге, поднимающийся по зеленой ковровой дорожке, а рядом я, приклеившаяся к локтю парня, и про меня напишут в статье три абзаца, не забыв заглянуть под юбку и пересчитать количество волос на голове. Отвратительно.

Но хуже всего то, что в поисках материала журналисты начнут перерывать биографию, и вот тут-то на всю страну прогремит родство с папенькой. Возможно, данный факт не вызовет сенсационного переполоха и, новость вскоре сойдет на нет, но стоит предусмотреть вариант, когда мое имя начнут склонять на всех углах и вытаскивать на суд публики различные подробности жизни. А если вдобавок умудрюсь запнуться и упасть под многочисленными вспышками фотографов или ляпну что-нибудь не к месту во время телевизионного интервью, тогда опасность пристального внимания журналистов возрастет неимоверно, и не стоит рассчитывать на быстрое затухание интереса к моей персоне.

Плохо, очень плохо. Нужно звонить отцу и просить денег, как предложила Аффа. Распишу свою жизнь в оптимистичных и радужных красках, повторю слова соседки о собственной непутевости и великой удаче, выпавшей вместе с пригласительным билетом, и постараюсь разжалобить. Папенька не допустит, чтобы дочь опозорила его облезлым видом на всю страну, потому что в таком случае обсуждать будут не только меня, но и жаднючего родителя-скрягу.

Поднявшись с кровати, чтобы бежать в деканат и позвонить от Стопятнадцатого, я снова села.

А если отец не согласится? Нет уверенности, что его не обеспокоит предстоящая шумиха, и тогда он потребует отказаться от приема. Или, рассудив логически, надумает подстрелить двух зайцев: красиво избавится от моей занозы, заставив дать обещание или клятву, и сохранит в чистоте имя и чин. Я не смогу возвратить долг Пете и съеду с катушек, а родитель наплюет на грозящее мне сумасшествие и сдаст в психушку. Сам же в очередном интервью скажет, что причина возникшей ненормальности не ясна, и что виновата я сама, не уладив дела со своими долгами. Потом он пустит слезу, вставит пару патетических фраз, и общество пособолезнует несчастью убитого горем родителя. Даже если в лечебнице с меня снимут дефенсор — не беда, потому что там не будут выяснять, какие воспоминания в голове душевнобольного являются правдой, а какие — плодами воспаленного воображения.