Юлия Власова - Таймири

Вазавр побагровел — в свете фонарика это было хорошо заметно. Стал красным, как редиска. Подскочил, вырвал у рядового плащ и швырнул Кариону.

— Надевай, пока я добрый, — рявкнул он. — А солдата посадить на голодный паёк, и чтоб даже не думал приближаться к реке! — прорычал Вазавр, оборачиваясь лисом.

Солдат предпочел не возражать и вернулся в строй. Было непривычно находиться среди товарищей ростом втрое ниже себя, и возникало непреодолимое желание встать на четвереньки.

Вазавр прямо-таки вскипал от злости. Идея подчиненного, несомненно, заслуживала внимания, но родиться ей следовало отнюдь не в солдатской голове. Идея должна приходить в нужное время и в правильное место.

Пока юноша возился с тугой молнией плаща, ему ко рту подсунули бутыль, где на этикетке красовалась надпись «походное зелье». Отхлебнув «походного зелья», Карион почувствовал небывалый прилив сил и теперь мог поручиться, что никакое недомогание уж не свалит его в дороге.

Бежали днем, бежали ночью. Карион был окружен со всех сторон и даже не помышлял о том, чтобы вырваться из оцепления. На него рычали. Подгоняя, кусали за бока. Карион-лис с пушистым хвостом и белым воротничком на груди время от времени оборачивался к востоку, чтобы не прозевать зарю. Мысль о рассвете придавала ему уверенности. Казалось, что с рассветом всё встанет по местам. Что лисы исчезнут, а Карион проснется у себя дома, на деревянной, занозистой кровати.

Однако утро не принесло ожидаемого пробуждения. Лисы мчались с невиданной быстротой, фыркали, отрывисто чихали на солнце и скулили с досады. После того как мальчишке достался плащ, Вазавр не сделал ни одной остановки. Степные колючки и сухие стебли трав искололи все лапы, неумолимо подступал голод. Карион лихорадочно соображал.

«Километры бегут, расстояние сокращается. Мне никак нельзя привести лис к учителю. Для него это погибель! — думал он. — Надо обмануть конвойных. Что если плащ может превращать не только в лису? Что если постараться и стать, скажем, птицей?»

И он без особого труда представил себя канарейкой, какую однажды видел в университетском справочнике по исчезнувшим видам.

Вспорхнул над землей желтым комочком, щелкнули рядом с хвостом острые зубы.

«Победа!» — пискнула канарейка — и давай работать крыльями! Теперь никто не кусал ее за бока, а подгонял один только ветер. Беспристрастный, великодушный, безликий гигант.

«Проклятье! — рыкнул Вазавр. — Но раз он смог обратиться птицей, я тоже смогу!» Захотел — превратился. Оделся аспидным вороном, взмахнул крыльями и каркнул лисам:

«Делайте, как я!»

Те обрадовались, взмыли в поднебесье черной стаей.

Канарейка головы поворачивать не умеет. Поэтому Карион приостановил полет и развернулся: преследователи не отставали.

Когда за тобой постоянно гоняются, рано или поздно приходится исчезнуть. Вот и Карион исчез — в мгновение ока.

— Карр! Где?

— Карр! Куда? — злобно раздалось за спиной невидимого Кариона-ветерка, который знал, что отныне его уж точно не обуздать. Неукротимый, неуловимый, лёгкий…

— Тысячи магических заклинаний ничто в сравнении с одной-единственной мыслью! — радостно воскликнул он и устремился к массиву, где ему так давно хотелось побывать.

«Зря кричал, — подумалось ему, когда он услыхал позади воронье карканье. — Они полетели на мой голос». Но ветер быстрее птицы, и Карион помчался, что было духу. Пернатые почти сразу отстали. Они растерянно покружили под облаками, а потом повернули прочь от хребтов и вскоре совсем пропали из виду.

Вот теперь можно сбавить темп. Теперь любуйся ландшафтом, сколько душе угодно! А душе Кариона было угодно не только это. По правде сказать, он очень устал за время полета, и в бесконечной чреде событий пора было сделать антракт.

Паря над котловиной, он заметил небольшое озерцо с голубой водой. А снизившись, сразу определил, что вода чистая и что в озере можно купаться. Сбросил плащ, рюкзак — и блаженно погрузился в прохладу горного озера. Живящий запах хвои и кристальная вода придавали уму ясность, а воздух, какого Карион прежде никогда не вдыхал, казалось, пронизывал тело насквозь. Ощущение безмерного счастья под надежной защитой сосен и скал. Ни шороха, ни постороннего звука — только плеск озерных волн да скрипучая песня леса.

Вскоре Кариона стало клонить в сон. Выбравшись на берег, он улегся в пещерке, которая была выдолблена как будто специально для него. Заснул, даже не вспомнив о вещах. А когда проснулся, то ни плаща, ни рюкзака поблизости не обнаружил. Кого винить? Себя за свою беспечность или неведомого вора, который был не кто иной, как индеец из неприветливого племени Бурых Року? Это он плащ утащил. И портфелем не погнушался. И Кариона бы за волосы в поселение притянул, если бы тот не укрылся в пещере.

«Ну всё, я обречен», — подумал юноша. Побродил, пошатался по берегу — и направился сам не ведая куда. Лишь бы только куда-нибудь идти.

Спускался во впадины, обходил зияющие чернотой провалы, хватался за гладкие уступы, чтобы не сорваться в пропасть.

Он был бы рад увидеть лазурные горы при других обстоятельствах — когда в желудке не пусто, а вокруг верные друзья. Тогда, может, он бы и восхитился, как полагается. А так — что сосны-великаны, что каменные кручи — всё едино. Карион примостился под деревом, совсем не размышляя, что это за дерево и какую угрозу может в себе таить…

— А ну плюнь! Плюнь, кому говорят! — сотрясал воздух Остер Кинн. Он обошел вокруг секвойи-оглоедки уже несколько раз и даже исполнил ритуальный танец по вызволению пленников, но всё без толку. Ботинки Кариона как торчали, так и оставались торчать из-под земли, у самого основания ствола.

— Слушай, давай договоримся по-хорошему, — предпринял новую попытку Остер Кинн. — Согласна на обмен? Хоть он будет и неравный, зато я не стану тебя срубать.

Секвойя примирительно поскрипела.

— Отлично! — воскликнул меняла с перьями на макушке и, не теряя ни минуты, отправился на охоту. Менее чем через четверть часа он свалил всю свою добычу перед упрямым деревом.

— На, подавись!

В ответ секвойя выплюнула мальчика, губы которого уже посинели, а лицо приобрело нездоровый, мертвенно-бледный оттенок. Потребовались нечеловеческие усилия, чтобы вернуть его к жизни.

— Ну что, самоубийца? Будешь знать, как под секвойю садиться! — отчитал его Остер Кинн, который выглядел совершенно так, как выглядят индейцы на картинках. Только кожа у него была на несколько тонов светлее. — Я жутко замаялся, пока делал тебе искусственное дыхание, поэтому будь добр, дружок, не доставляй мне больше хлопот.

— А вы вообще кто? — удивленно спросил юноша, к которому постепенно стала возвращаться память о недавних событиях. Он вспомнил и где находится, и в какую попал передрягу.