Джон Толкин - Хоббит

Потом гномы тоже достали арфы и другие инструменты из сокровищницы и стали играть, чтобы его смягчить, но напевы их были суровей эльфийских, а слова напоминали те, что звучали давным-давно у Бильбо в гостиной.

Песня пришлась Торину по душе; он повеселел и стал просчитывать, далеко ли до Железных холмов и как скоро Даин доберется до Горы, если выступит немедленно. И песня, и речи Торина привели Бильбо в уныние, уж очень они были воинственные.

На следующее утро с рассветом отряд копейщиков пересек реку и двинулся вверх по лощине. Они несли зеленое знамя эльфийского короля и синее – Озера. Отряд подошел к стене перед воротами, и снова Торин громко их окликнул:

– Кто вы, посмевшие приступить в бранном облачении к воротам Торина, сына Траина, Короля-под-Горой, и что вам надобно?

На этот раз ему ответили.

Высокий человек выступил вперед, темноволосый и угрюмый лицом. Он крикнул:

– Здрав будь, Торин! Зачем ты окружил себя стеной, словно грабитель в своем логове? Мы пока не враги и рады, что ты уцелел, как ни мало мы в это верили. Мы не рассчитывали застать тут никого живого, но, коли мы встретились, нам нужно переговорить и посоветоваться.

– Кто ты и о чем хочешь вести переговоры?

– Я Бард, моею рукой сражен Смауг и освобождены ваши сокровища. Разве тебя это не касается? Более того, я, по праву рождения, наследник Гириона из Дейла, а в твоей сокровищнице немало того, что дракон похитил из его чертогов и городов. Разве не стоит об этом поговорить? И еще: в последнем бою Смауг оставил без крова жителей Эсгарота, а я пока еще на службе у их бургомистра. От его имени спрашиваю: неужто тебе не жаль Озерный народ? Эти люди помогли тебе в трудную минуту, а ты принес им лишь разрушение – впрочем, верю, что неумышленно.

Сказано это было честно, хотя сурово и гордо. Бильбо думал, что Торин сей же миг признает справедливость услышанных слов. Он не ждал, разумеется, что кто-нибудь вспомнит о нем (как-никак, именно он в одиночку узнал про слабое место в броне дракона); и хорошо, что не ждал, потому что никто не вспомнил. Но не мог оценить он и власть золота, на котором лежал дракон. Да, за последние дни Торин подолгу бывал в сокровищнице, и его обуяла алчность. Он искал Аркенстон, однако не мог пройти и мимо других бесценных вещей, хранящих память о трудах и горестях его предков.

– Ты поставил свой худший довод на последнее и главное место, – сказал Торин. – Никто не вправе притязать на мои сокровища потому лишь, что похитивший их Смауг лишил его жизни и крова. Нельзя возместить ущерб от драконьих злодейств из сокровищ, ему не принадлежавших. За помощь, полученную от Озерных людей, мы щедро расплатимся – в свое время. Но ничего, даже платы за последний сухарь не получите вы под угрозой силы. Покуда под Горою стоит войско, мы считаем вас ворами и недругами. Думается мне спросить, какую долю наследства возвратили бы вы нашим родичам, коли нашли бы его без охраны, а нас – мертвыми.

– Справедливый вопрос, – сказал Бард. – К счастью, вы живы, а мы не грабители. Кроме того, богатый мог бы снизойти к страданиям тех, кто поддержал его в нужде. И ты не ответил на другие мои доводы.

– Я уже сказал, что не стану вести переговоры с вооруженными. И уж точно – с подданными эльфийского короля, которого мне благодарить не за что. Им в этом споре не место! Ступайте прочь, пока мы не подняли луки! И если хочешь еще говорить со мной, отошли прежде воинство эльфов, откуда пришли, и возвращайся, сложив оружие.

– Король эльфов – мой друг, и помог Озерным людям в беде, хоть ничем не был обязан, – отвечал Бард. – Мы дадим тебе время раскаяться в своих словах. Наберись мудрости к нашему возвращению! – И он, повернувшись, пошел прочь.

Несколько часов спустя к крепости вновь подступили знаменосцы и затрубили в трубы.

– От имени Эсгарота и Леса, – крикнул один, – мы обращаемся к Торину, сыну Траина, именующему себя Королем-под-Горой. Пусть хорошо подумает о наших требованиях или будет объявлен нашим врагом! По меньшей мере двенадцатая часть сокровищ должна быть отдана Барду, сразившему дракона, наследнику рода Гирионова. Из этой доли Бард сам пожертвует на помощь жителям Эсгарота; но коли Торин желает мира и почета от окрестных земель, как было во дни его предков, пусть добавит от своих щедрот на восстановление города.

Тут Торин схватил лук и выпустил в говорящего стрелу. Она воткнулась в щит и осталась торчать, дрожа.

– Коли таков твой ответ, – крикнул глашатай, – я объявляю Гору в осаде. Мы не уйдем отсюда, пока ты не согласишься на мир и переговоры. Оружия мы на вас не поднимем – оставайтесь со своим золотом. Ешьте его, если хотите!

С этим посланцы ушли, оставив гномов размышлять о положении дел. Торин был так мрачен, что спутники, даже если бы хотели, не смели бы его укорять. Впрочем, почти все были с ним согласны, за исключением толстого старого Бомбура, Фили и Кили. Бильбо, разумеется, совершенно не одобрял такой поворот событий. Ему осточертела Гора и вовсе не улыбалось сидеть в осаде.

– Тут все провоняло драконом, – ворчал он про себя. – Аж с души воротит. А на крам уже просто смотреть не хочется.

Дни тянулись медленно и тоскливо. Гномы коротали время, раскладывая и разбирая сокровища. Торин заговорил об Аркенстоне Траина и велел тщательно искать его по всем закоулкам.

– Ибо Аркенстон моего отца, – сказал он, – сам по себе дороже целой реки золота, для меня же бесценен. Этот камень из всей сокровищницы я нарекаю своим, и горе тому, кто найдет его и скроет!