Джоан Роулинг - Гарри Поттер и Реликвии Смерти

Дамблдор снова посмотрел Гарри прямо в глаза.

— Гринделвальд. Ты не можешь себе представить, как его идеи захватили меня, Гарри, как они зажгли меня. Силой подчиненные мугли. Триумф волшебников. И мы с Гринделвальдом, великолепные юные лидеры революции.

О, какие–то моральные принципы у меня были. Я успокаивал свою совесть пустыми словами. Это все будет во имя большего блага, и любой нанесенный вред будет оплачен стократно благами для волшебников. Знал ли я, в самой глубине моего сердца, чем был Геллерт Гринделвальд? Думаю, что знал, но закрывал глаза. Если бы планы, которые мы составляли, были претворены в жизнь, все мои мечты стали бы явью.

И в самом сердце наших схем были Реликвии Смерти! Как они его очаровали, как они очаровали нас обоих! Непобедимая волшебная палочка, оружие, которое приведет нас к власти! Воскрешающий камень — для него, хотя я притворялся, что не знаю об этом, он означал армию Преисподов! Для меня, признаюсь, он означал возвращение моих родителей и снятие ответственности с моих плеч.

И плащ… почему–то плащ мы никогда много не обсуждали, Гарри. Мы оба могли достаточно хорошо укрываться и без плаща, истинная магия которого, конечно же, заключалась в том, что он может быть использован для защиты других, не только его владельца. Я думал, что если мы его когда–нибудь найдем, он может помочь укрыть Ариану, но в основном наш интерес к плащу был связан с тем, что он замыкал трио, ибо легенда гласит, что человек, объединивший все три предмета, станет истинным повелителем смерти, то есть, как мы это понимали, непобедимым.

Непобедимые повелители смерти, Гринделвальд и Дамблдор! Два месяца помешательства, жестоких мечтаний и полного пренебрежения двумя членами семьи, которые только у меня и остались.

А потом… ты знаешь, что было. Реальность вернулась, приняв форму моего брата — грубого, необразованного и достойного бесконечно большего, чем я, уважения. Я не хотел выслушивать истины, которые он мне выкрикивал. Я не хотел слушать, что я не должен отправляться на поиски Реликвий, волоча за собой хрупкую и непредсказуемую сестру.

Спор перешел в драку. Гринделвальд вышел из себя. То, что я всегда чувствовал в нем, хотя и делал вид, что это не так, вырвалось и превратило его в ужасное существо. И Ариана… после всей заботы и внимания моей матери… лежала на полу мертвая.

Дамблдор слабо ахнул и разрыдался. Гарри протянул руку и с радостью обнаружил, что может до него дотронуться. Он крепко сжал руку Дамблдора, и тот постепенно вернул контроль над собой.

— Вот… Гринделвальд сбежал, как мог заранее предсказать любой, кроме меня. Он исчез вместе со своими планами захвата власти, и со схемами пыток муглей, и с мечтами о Реликвиях Смерти, мечтами, в которых я его подбадривал и помогал ему. Он сбежал, ну а я остался хоронить сестру и учиться жить со своей виной и со своим страшным горем — ценой моего позора.

Прошли годы. О нем разносились слухи. Говорили, что он добыл волшебную палочку немыслимой силы. Мне, в то же время, предлагали пост Министра Магии, и не один, а несколько раз. Естественно, я отказался. Я знал, что мне нельзя доверять власть.

— Но вы были бы лучше, намного лучше, чем Фадж или Скримджер! — вырвалось у Гарри.

— Ты так думаешь? — тяжелым голосом спросил Дамблдор. — Я не уверен. Я убедился, будучи очень молодым человеком, что власть была моей слабостью и моим искушением. Забавная вещь, Гарри, но, похоже, лучше всего подходят для власти те, кто никогда не ищет ее. Те, на кого, как на тебя, бремя лидерства было возложено против их воли, те, кто взвалил на себя ответственность потому, что должен, те, кто к собственному удивлению обнаруживает, что справляется с ней хорошо.

Я был в большей безопасности в Хогвартсе. Думаю, я был хорошим учителем…

— Вы были лучшим…

— Ты очень любезен, Гарри. Но пока я загружал себя обучением молодых волшебников, Гринделвальд собирал армию. Говорили, что он меня боится, и возможно, так оно и было, но, полагаю, он меня боялся меньше, чем я его.

О, не смерти, — ответил Дамблдор на вопросительный взгляд Гарри. — Не того, что он мог сделать со мной магическим путем. Я знал, что мы с ним были равны по силе, может, я был самую малость искуснее. Боялся я правды. Понимаешь, я так никогда и не узнал, кто из нас в той последней, кошмарной схватке произвел проклятье, убившее мою сестру. Ты можешь считать это трусостью; ты будешь прав. Гарри, я превыше всего боялся узнать, что это я принес ей смерть, не просто из–за моей тупости и высокомерия, но что я лично нанес удар, унесший ее жизнь.

Думаю, он это знал. Думаю, он знал, что меня пугало. Я откладывал встречу с ним до тех пор, пока мне не стало слишком стыдно откладывать ее дальше. Люди умирали, и он казался неостановимым, и я должен был сделать все, что я мог.

Что ж, ты знаешь, что произошло дальше. Я победил в дуэли. Я забрал волшебную палочку.

Новая пауза. Гарри не стал спрашивать, узнал ли Дамблдор когда–либо, кто непосредственно убил Ариану. Он не хотел этого знать и еще меньше хотел заставлять Дамблдора говорить об этом. Наконец–то он понял, что видел Дамблдор, глядя в зеркало Эйналеж, и почему Дамблдор так хорошо понимал все очарование этого зеркала для Гарри.

Они долго сидели молча, и хныканье существа позади них уже практически не волновало Гарри.

Наконец, он сказал:

— Гринделвальд пытался не дать Волдеморту отправиться за палочкой. Он солгал, понимаете, он делал вид, что ее у него никогда не было.

Дамблдор кивнул, глядя на свое колено; слезы все еще сверкали на его искривленном носу.

— Говорят, в последние годы он раскаялся, сидя один в своей камере в Нурменгарде. Надеюсь, это правда. Мне хотелось бы думать, что он ощутил весь ужас и постыдность того, что он натворил. Возможно, эта ложь Волдеморту была его попыткой загладить вину… не дать Волдеморту завладеть Реликвией…

— …или, может быть, не дать ему вломиться в вашу гробницу? — предположил Гарри. Дамблдор вытер глаза.

После еще одной короткой паузы Гарри произнес:

— Вы пытались воспользоваться Воскрешающим камнем.

Дамблдор кивнул.

— Когда я его обнаружил, спустя все эти годы, закопанным в заброшенном доме Гонтов, Реликвию, к которой я стремился превыше всего — хотя в юности я желал ее по другим причинам — я потерял голову, Гарри. Я совершенно забыл, что теперь это Хоркрукс, что кольцо наверняка несет на себе проклятье. Я подобрал его и надел, и целую секунду я воображал, что вот–вот увижу Ариану, и мою мать, и отца, и расскажу им, как сильно, очень сильно я сожалел о случившемся…

Я был таким глупцом, Гарри. За все эти годы я так ничему и не научился. Я был недостоин того, чтобы объединить Реликвии Смерти, я убеждался в этом снова и снова, а это стало последним доказательством.