Владимир Пекальчук - Жестко и быстро

В общем, неудивительно, что перелом трех ребер у Мэтта был списан на технику. И теперь мне остается только закрепить это впечатление.

Главной проблемой — и кто бы мог подумать?!! — стал кирпич. Оказалось, что во всей усадьбе нет ни одного кирпича. Дворецкий только растерянно развел руками: ну а правда, откуда кирпичам взяться? Если вдруг стройка или ремонт — приедут строители, все, что надо, привезут, все сделают и уедут, тщательно убрав за собой.

Я позвонил в службу безопасности.

— Дежурный слушает!

— Хм… такой глупый вопрос у меня: может, кто знает, где поблизости кирпичом разжиться можно?

Беляевские спецы пребывали в ступоре недолго, а потом один из них вспомнил, что в конце улицы у какого-то мелкого дворянина стройка в разгаре.

Я пошел туда, через ограду окликнул рабочих, попросил у них пару кирпичей и вернулся с трофеями домой. Правда, на входе столкнулся с Марком.

— Привет, Реджи, а что это у тебя?

— Ты кирпичей никогда не видел?

— А зачем они тебе?

— Я ими в подвале сусликов убиваю, — с серьезной миной ответил я.

У Марка глаза на лоб полезли:

— Сусликов? У нас в подвале?!

— Ну да.

— Так нет же в подвале никаких сусликов!!

Я пожал плечами:

— Значит, я уже всех перебил.

Марк недоверчиво смотрел на меня несколько секунд, а йотом заржал, как лошадь.

— Ну ты шутник, — сказал он, — и главное, рожа такая серьезная-серьезная, что я за чистую монету принял.

Однако на этом приключения с кирпичами не закончились. Я пошел на кухню, отыскал там Ивана и попросил кастрюлю побольше.

— Желаете чего-нибудь сготовить? — поинтересовался он, вручая мне сосуд подходящих габаритов.

— Ага, — кивнул я, положил в кастрюлю кирпичи и набрал из-под крана воды.

Глаза Ивана — о, это было бесценное зрелище.

Затем я засунул свой «супчик» в ближайший холодильник с краешку и попросил:

— Предупреди, пожалуйста, Жюльена и Марию, чтобы не трогали мою кастрюльку, хорошо?

До вечера я размораживал воду и замораживал обратно раз пять, чтобы она, пропитав кирпичи, превращалась в лед и расширялась, тем самым расширяя поры и уменьшая прочность оных. С виду кирпич выглядит нормально, но после такой обработки разбить его куда как легче, что часто используют на показательных выступлениях не очень добросовестные мастера. Их оправдание простое: зритель приходит посмотреть на то, как мастер тамэсивари будет крушить предметы, он получает, что хочет, а выступающему — напряг меньше, не надо выкладываться на полную и бояться, что не разобьет.

Трюк, конечно, некрасивый и несолидный, но по пять кирпичей за один раз я разбивал в прошлой жизни, а тут за тамэ-сивари даже не брался, мозоли на костяшках набить за полгода не успел, да не очень-то их на груше и набьешь. И до того момента, когда я снова буду удивлять всех ударами молотка по кулаку, еще годы тренировок. Так что вынужден пойти на такую вот хитрость.

Вечером я выбрал из двух кирпичей тот, который был прочнее и с меньшими порами, и поставил его перед собой на табурет. Немного подумал, как мне сподручнее и эффектнее его разбить. Костяшками кирпич ломать — идея плохая; рожу кирпичом — ну прямо мастер каламбура! — я удержу, но если собью кулак до крови, то шоу не получится. Чистый удар нужен.

Похоже, вариант один: ребром ладони. У ладони основание мясистое, сбить его до крови не получится, а что будет больно — так тут главное просто не показать этого. И лучше — горизонтальным движением, напоминающим обезглавливание.

Я собрался, сконцентрировался… Так, стоп. Упустил главное. Трюк надо провернуть со щитом на себе, но если я правильно понимаю принцип его работы, то он не только защитит меня от летящего кирпича, но и наоборот, спасет кирпич от моего удара. Щиту ведь, по идее, без разницы, совой об пень или пнем об сову.

М-да, та еще проблема, но мне удалось решить задачку при помощи сухого спагетти.

Я снова пошел на кухню, взял у Ивана полпачки и готов поклясться, что он в этот момент пытался понять, что же я собираюсь готовить из спагетти и кирпичей.

У себя в комнате я провел простой эксперимент. Подброшенный тонкий хрупкий прутик легко ломался надвое от удара ребром ладони независимо от того, создавал я пустотный щит или нет. Тогда я рискнул ударить по кирпичу и даже немного удивился, разбив его с одной попытки и практически без болезненных ощущений. При этом непередаваемое и ни на что не похожее чувство холодного покалывания — признак воздействия моего щита — пропал. Значит, при ударе, моем или по мне, щит слетает, но удар по мне останавливает, а мой — нет. Как ни странно, но есть все-таки разница, совой о пень или наоборот. Хотя что тут удивляться волшебной магии, если даже простая лампочка в рот засовывается без проблем — а обратно почему-то никак. И вроде чисто теоретически, если влезла, то и вылезти должна, да только люди с лампочкой во рту, если верить знакомому травматологу из прошлой жизни, периодически стучатся в его дверь.

Я подумал, что щит, работающий в две стороны по-разному, сильно упростил мне жизнь: теперь не нужно придумывать, как наложить его частично, чтобы зрители могли прочувствовать или увидеть, но чтобы он не мешал мне бить… А потом хлопнул себя по лбу. Во тупица! Мог бы и сразу сообразить, что, работай щит в обе стороны одинаково, — я попросту не смог бы сломать Мэтту ребра.

Обрадовавшись, что все сложилось наилучшим образом, я отправился за совком, веником и тряпкой: не в моих правилах заставлять кого-то убирать осколки разбитого мною кирпича, да и секретность надо сохранять.

На следующее утро в университете меня ждал сюрприз, и не один.

Началось все с благообразного седого джентльмена в костюме-тройке с каким-то гербом справа на груди, который поджидал меня прямо у парковки. Стоило выйти из машины, как он шагнул мне навстречу, держа в руке конверт, и почтительно поклонился.

— Здравствуйте, сэр Рэмм-Сабуров, — сказал он.

— Добрый день. Кто вы и чем могу служить?

— Я — верный слуга Дома Кейнов. Извольте принять сие приглашение на званый ужин, который состоится в их усадьбе завтра в шесть вечера.

Ну началось. Запись, к счастью, у меня есть, и копию я отдал господину Уэйну с инструкцией опубликовать, случись со мной что-то плохое.

Я повертел в руках конверт, украшенный золотым тиснением.

— Простите, а Альберт Кейн — это четвертый или пятый?

— Альберт Кейн Четвертый — глава Дома Кейн.

— Вот даже как… Уж я надеюсь, что его сиятельство… или светлость?

— Его сиятельство граф Кейн Четвертый, — подсказал тот.

— Я надеюсь, что его сиятельство поймет правильно, но у меня очень напряженный график, кроме того, плебейской единичке вроде меня будет немного не по себе в компании столь высоких персон. Так что я очень признателен за огромную честь — но по указанным причинам вынужден отказаться.