Наталья Лустина - Нечеловеческие хроники

Дарий с сомнением протянул Маркусу маленький пузырек, но он не успел его взять, т. к. Мишель опередил азария.

— Яд?! — Мишель был близок к безумию.

— Сейчас это единственное лекарство… — осторожно сказал Маркус, пытаясь забрать пузырек из судорожно сжатого кулака хранителя. — ей придется пить его еще какое-то время, но это поможет.

— Вы ее убиваете! — закричал Мишель и бросил пузырек в пол, намереваясь разбить его.

Все пришли в движение, но Ревекка опередила. Она подхватила злополучный пузырек у самого пола и быстро отпрянула от хранителя.

— Совсем с катушек послетали! — процедила она сквозь зубы и протянула «яд» Маркусу.

— Мишель, прошу тебя… — простонала я, — дай им помочь… я сама не все понимаю… но они борются за нее, а не против.

Мишель отступил от кушетки, безжизненно опустив руки и замер, словно смирившись.

— Сколько капель ты ей дал? — требовательно спросил Маркус, стоя со стаканом воды в руках.

— Пять. — откликнулся Дарий.

— Значит четыре в самый раз. — пробормотал Маркус себе под нос, отмеряя сомнительное лекарство в стакан с водой, а затем он медленно влил его сквозь полуоткрытые губы Нинон.

— Ждем… — заявил Маркус и отошел, предусмотрительно спрятав пузырек во внутренний нагрудный карман своего пиджака.

— Чего именно? — нерешительно спросила я.

— Этого… — Маркус кивком указал мне на Нинон.

Она слабо пошевелилась, открыла глаза, мутные, как при сильном жаре и беззвучно зашевелила губами.

— Что, любовь моя?! — Мишель снова был рядом.

Кушетка, в которую он вцепился, жалобно скрипела под его пальцами, но он этого даже не осознавал. Все его внимание было сосредоточено сейчас на той, без кого он не представлял себе своего существования.

Губы Нинон продолжали шевелиться.

Глаза Мишеля внезапно стали огромными, а рот открылся, его челюсть уже явно ему не принадлежала.

Маркус закрыл себе рот ладонями и его глаза засветились почти детским восторгом, абсолютно мне непонятным.

Меня начало мелко, противно трусить.

Лицо Ревекки разгладилось и, абсолютно неожиданно для меня, на нем появилась улыбка, быстро перешедшая в тихий смех.

Я недоуменно обернулась к Дарию и поняла, что трусит не меня, а его от беззвучного хохота.

— Что происходит?! — я испугалась массового безумия.

— Она грязно ругается… — теперь Дарий смеялся уже в голос.

— Грязно?! — давилась смехом Ревекка, — Да я такого устного творчества уже лет триста не слышала!

— Слишком витиевато для умирающей. — поддержал Ревкку Маркус.

Это веселье начинало походить на истерику.

— Я ничего не слышу! — воскликнула я.

— Ее речь посвящена нашим умственным способностям… — Дарий просто захлебывался от восторга, — и тому, что она с нами сделает позже…

Мишель застыл в нерешительности с округлившимися глазами, пунцовый, хватая ртом воздух, словно он не мог поверить, что перед ним именно его дама сердца.

— С ней все нормально? — недоверчиво поинтересовалась я.

— Более чем мы могли рассчитывать, — с усмешкой констатировал Маркус, — умирающие ТАК не могут…

Нам всем хотелось уйти из этого подземелья, мрачно хранящего свои тайны, поэтому решение его покинуть немедленно даже не обсуждалось.

Горечь и отрава неоправданных ожиданий буквально пропитала кабинет, который выглядел ранее довольно гостеприимно.

Мишель нес Нинон на руках, а мы, молча, следовали за ними.

Наша процессия остановилась только возле развороченного винного стеллажа. Среди обломков дерева, битого стекла и искореженного металла разлились кровавыми ручейками и лужицами смешавшиеся вина.

Нинон застонала, Мишель обернулся к Дарию:

— Ты уничтожаешь все, к чему прикасаешься? — осуждение сквозило в голосе хранителя.

— Нет, только то, что препятствует мне быстрому спасению друга… — с грустной усмешкой парировал Дарий, и наша процессия двинулась дальше.

Часы ожидания и неизвестности изматывали меня больше, чем весь ужас, пережитый недавно. В моей голове снова и снова проигрывалась последовательность событий, в которых опасность угрожала моим друзьям одному за другим. Каждый из них, словно агнец, ложился на алтарь заклания чужих планов, амбиций, либо непонятного мне злого гения, разыгрывающего партию незнакомой игры, с незнакомыми правилами, ставкой в этой игре однозначно была жизнь каждого из нас, а возможно и всех вместе!

Моя хрупкая человеческая оболочка с трудом выдерживала такие темпы. Адреналин в моих жилах уже не изменял ток крови, организм стал невосприимчив к выбросу гормонов. Слишком много их было за столь короткий промежуток времени. Я словно заведенная кукла, бесцельно измеряла комнату шагами вдоль и поперек.

Спать я тоже не могла. Едва я пыталась заснуть, как проваливалась в странное состояние, уже не бодрствования, но еще не сна, и перед моим взором сразу же вставали картины, приводящие меня в ужас: Дарий, с вздувшимися черными жгутами вен и серым лицом; безмолвный крик Ревекки, ее мечущаяся из стороны в сторону голова с перерезанным горлом; Нинон, лежащая на кушетке, разрываемая кашлем, с окровавленными руками; вампир, разрезающий Реввеке горло; собаки, раздирающие поверженного кабана; кровь, еще и еще… баталии и сражения прошлого, трупы, звуки раздираемой, еще живой плоти… Этому не было ни конца ни края. Я тонула в крови, растворяясь и прекращая существование, теряя себя. Среди этих кровавых сцен, я иногда видела черты Марты, она стояла неумолимым изваянием, полупрозрачная и равнодушная. Я тянула к ней руки, мне казалось, что она должна была слышать, как я кричу ей, но я не слышала собственного крика, а она не отзывалась, продолжая смотреть на этот кровавый ад. Ее призрачные щеки были мокрыми от слез, но она не отворачивалась, лишь ее лицо становилось все более решительным и жестким, за исключением глаз, они смотрели неотрывно и сочились слезами. Тогда я начинала кричать еще громче и просыпалась от того, что кричу по-настоящему, в голос.

Дарий неизменно оказывался рядом, чтобы помочь это пересилить, а холодный душ, смывал липкий пот и я снова и снова мерила комнату неверными шагами, стараясь больше не засыпать.

— Так больше не может продолжаться! — заявил Дарий, глядя, как я вышагиваю от одного окна к другому.

— Она уже окрепла? — это единственное что меня интересовало.

— Нет…но уже скоро… ты должна поспать… — неуверенно начал он.

— Марта мне не отвечает и повсюду кровь…

— Ты выключаешься на 15–20 минут, после чего вскакиваешь с криком, ходишь по комнате, а потом все повторяется…

— Человеческое тело слишком хрупко для всего этого! — перебила я его, резче, чем собиралась.