Наталья Лустина - Нечеловеческие хроники

— Дезире…любимая, что случилось?… это же опасно!

Я запрокинула голову, чтобы увидеть его лицо.

— Дарий, они решили убить тебя, — я плакала навзрыд и его лицо расплывалось.

— Шшшш… — он вытирал мои слезы тонким платочком. — Это не так легко сделать, ты же знаешь… — он улыбался мне так, что казалось солнце встало.

— Ты бы слышал, что говорил Елизар! — возразила я.

— Дезире! — я обернулась на крик и вздрогнула. К нам бежала Моника. Она была одета так же странно как и я. Подобрав подол, чтобы было легче бежать, она неслась к нам, удерживая шляпу на голове и явно задыхалась.

— Бегом через парк! — скомандовала она.

— Почему? — я почти кричала.

— Елизар тебя выследил! — она была испугана.

— Куда бежать? Он близко? Один? — Дарий схватил меня за руку, готовый к бегству. — Моника, смотри его глазами, ты же можешь!

— Он… еще далеко, но скоро будет здесь… — Моника смотрела в никуда. — Дарий… Монастырь Святой Женевьевы… Туда он догадается ехать в последнюю очередь. У вас будет время поговорить. Бежим!

Мы понеслись через парк, мимо фонтанов и скамеечек. Вот и выход. Мостовая?

— Дарий, двуколка… — Моника указывала пальцем на несущийся экипаж, запряженный двойкой вороных.

Дарий моментально кинулся к лошадям, они остановились.

— Вы нам нужны, сэр — сказал он извозчику. Тот только кивнул, так и не закрыв рот. Дарий быстро поднял меня и посадил внутрь, как пушинку, вскочил на подножку сам и повернулся к Монике.

— А ты? — он явно переживал.

— Я отвлеку его, — она снова смотрела в никуда и улыбалась.

— Спасибо, — прошептал Дарий тихо — Монастырь Святой Женевьевы скомандовал он, бросив монету извозчику, и забрался внутрь экипажа.

Мы уносились прочь, а Моника быстро шла в противоположную сторону. Меня била мелкая дрожь. Дарий закутал меня в свой плащ.

— Ну… ну, что ты, — обнимал он меня. — что они нам сделают? — его голос смеялся.

Передо мной всплыло лицо Елизара, я закричала и очнулась, сидя на кровати. Меня действительно била дрожь. Я чувствовала себя замерзшей, потерянной и несчастной.

Я огляделась, постепенно возвращаясь в реальность. Зубы стучали. Было серо. Я посмотрела в окно. Ну конечно, дождь, открытое настежь окно. Поэтому и замерзла, начала я себя уговаривать. Я встала с кровати и прошлась по комнате. Сон был все еще реален. Опять мои видения, чтоб их… до чего ж реалистичные. Всех собрала, думала я с досадой. Душ, точно, горячий душ. Я бросилась в ванную и встала под струи горячей воды. Трясти перестало. Я возвращалась в реальность. Тело больше не бунтовало в отличие от мозгов. Я с тоской вспомнила о своем платьице. И со вздохом стянула с полки чистый белый махровый халат. Так-то лучше, подумала я и отправилась искать Монику. Искать долго не пришлось. Еще только на подходе к оранжерее, я услышала ее возмущенный голос. Она почти кричала:

— А меня это не интересует! Еще раз в работе я услышу от тебя слово — невозможно и ты уволен!

Так, она явно не в настроении и кто-то уже попал под горячую руку. Она нервно мерила шагами расстояние от фонтана к столику, курила, кричала в трубку телефона и гневно жестикулировала.

Я застыла в дверях, озадаченная, может зайти позже? Но она меня уже заметила. Махнула рукой на столик и продолжила.

— Я все сказала. Не зли меня иначе, все дальнейшие вопросы будем решать через Виктора. — она угрожала явно нешуточно. Замолчала, вслушиваясь, а потом удовлетворенно кивнула. — Вот так, хорошо. До связи. — закончила она разговор и повернулась ко мне.

— Да-а-а, — теперь она принялась за меня и я пожалела, что взялась за завтрак. — Так выглядеть ты больше не можешь себе позволить!

— Кошмары… — слабо отбивалась я.

— Кошмары? — она нервно захихикала. — Кошмары, моя дорогая, творятся сейчас в моем агентстве, а твои сны меня действительно начинают беспокоить. — добавила она присаживаясь и наливая себе чашку кофе, явно уже не первую.

— Ну, ничего определенного я почти не помню. Так… общее ощущение ужаса. — я лгала, не глядя на свою радушную хозяйку и переживала, только бы она не заметила как я залилась краской.

К счастью, Моника была слишком занята своими мыслями и планами, чтобы достаточно внимательно за мной следить. Поэтому я занялась гренками с золотистой корочкой. Поразительно, как меняется настроение между голодом и сытостью. Я всегда злее, когда голодна. Горячий кофе обжог горло и я осознала, что кошмар окончательно отступил. Стало светлее, дождь перестал плакать, и послеобеденное солнышко робко выглядывало из-за туч. Настроение поднималось вместе с улучшением погоды.

— Ну, перекусила, теперь поговорим? — на меня выжидательно уставились синие озера глаз.

— Давай поговорим…

Я молчала, ожидая, что будет дальше. Моника сверлила меня изучающим взглядом, некоторое время, потом вздохнула, осознав, что говорить придется все-таки ей.

— Катя, в свете последних событий, я хотела бы сначала кое-что уточнить.

— Спрашивай. — согласилась я, однако внутренне вся напряглась. Я была не уверена, что смогу просто ответить на многие вопросы. Моя жизнь слишком запутана для понимания, даже для меня самой.

— Ты сейчас работаешь?

— Нет. Сегодня второй день моей безработицы.

— Ты не позвонила за все время родителям… они ведь переживают… ты ушла из дома?

Ну вот. Первый же настоящий вопрос и «десятка». Я вдруг заметила, что мои руки теребят скатерть. Медленный вдох, выдох и я решилась, чтобы рассказать свою историю абсолютно чужому человеку и в то же время, вдруг такому близкому и понимающему. Не знаю, что читалось на моем лице, но Моника продолжала смотреть на меня выжидающе, и слегка давя. И я начала…

Моих приемных родителей Сергея и Милы нет в живых уже два года. Моей опекуншей, после их внезапной смерти в автокатастрофе, была назначена младшая сестра моей приемной матери — Светлана. Светлым в этой женщине было только ее имя. К несчастью, мои приемные родители были богаты, успешны и до того как они меня усыновили еще и бездетны. И, как легко догадаться, мне мало кто был рад. Меня это не только не удивляло, но и не обижало, я бы сказала, вообще не трогало. Мои мама и папа любили меня всем сердцем и через эту безусловную любовь, моим «родственникам» было крайне сложно пробиться со своими чувствами и претензиями. Я их не виню. Сложно, наверное, любить и принимать столь странного ребенка, каким я была с самого детства. Больше всего кривотолков и пересудов вызвало вообще САМО мое появление. Родители об этом вспоминали всегда с улыбкой. Мама говорила, что я дар богов и меня им подарило море.

Как я полуторагодовалым ребенком оказалась на почти безлюдном пляже, не знал никто, однако именно там они меня и нашли. Я сидела на берегу и играла с мокрым песком, улыбаясь и морщась от удовольствия. Когда Мила подошла ко мне, я протянула к ней ручку и сказала: «Мама». Потом было много хлопот и проблем. Сергей долго искал через свои связи какую-либо информацию. Тщетно. Нигде не пропадал ребенок, никто не предъявлял на меня права и, казалось, что я вообще взялась из воздуха. И спустя несколько месяцев, меня усыновили.