Наталья Лустина - Нечеловеческие хроники

«Солнечный свет», вампир усмехнулся, «спасибо ребята… вампиров боялись?.. Нет! ДЕЙСТВИТЕЛЬНО спасибо! Если эта система есть здесь, значит, она есть и по всей анфиладе лабиринта! Ее надо просто найти и задействовать», его лицо расплылось в хищной усмешке, обычно не предвещающей ничего хорошего, для его оппонентов.

Воодушевленный своей идеей, он принялся разгребать завалы золотых монет и драгоценностей, словно обычную кучу мусора. Под этой насыпью оказался саркофаг с изображением Александра Великого, однако надпись гласила, что покоится здесь Святой Маркус.

«Шутники», повеселев, Дарий отодвинул плиту надгробия, подняв тонну пыли. Внутри лежало иссушенное тело старца с длинными волосами и роскошной длиннющей бородой, которое, судя по его состоянию, разлагаться даже не собиралось, не в пример истлевшей одежде. Сложно было даже предположить, чем изначально она была, возможно, одеждой храмовника [43] Верхняя одежда храмовников сшита из грубой белой или чёрной шерстяной ткани, не отделанной мехом, поверх основной одежды рыцарь Храма обязан был надевать белый плащ с нашитым на него красным крестом. . «Тоже мне, мощи, да он только что слегка подсох, надо бы поинтересоваться у тетки Дезире, почему людские святые действительно нетленны», подумал Дарий, снимая с пальца старца тускло мерцающий перстень. Он машинально обтер его о свою штанину, после чего, даже не задумываясь, надел на безымянный палец левой руки. Потянувшись за надгробной плитой, чтобы водрузить ее на место, Дарий заметил тусклое свечение, под волосами и бородой старца. Отодвинув этот естественный саван, он обнаружил, что на шее старца был одет крупный золотой медальон на цепи грубой ковки. Кулон был испещрен какими-то знаками, а в центре красовался мальтийский крест [44] Мальтийский крест — восьмиконечный крест, использовавшийся некогда могущественным рыцарским орденом госпитальеров (иоаннитов — членов католического духовно-рыцарского ордена св. Иоанна Иерусалимского, основанного в XII веке в Палестине). , «с символами разберемся позже, а вот снять тебя надо», подумал Дарий и насупился, т. к. снять медальон можно было либо порвав кованую цепь, либо сломав шею Св. Маркусу. Ни одна из этих перспектив не привлекала, цепь могла иметь значение при расшифровке символов медальона, следовательно, портить не желательно, а судя по состоянию останков, перед Дарием действительно находились мощи святого, что само по себе попахивало магией, человеческой или нет, разбираться не хотелось, но дополнительные неприятности ему тоже нужны не были.

— Прости, Маркус… — почему-то вслух пробормотал Дарий и поднял тело из саркофага, чтобы стянуть медальон через голову.

Путаясь в длинных волосах и выпутывая бороду, вампиру, наконец, удалось без видимого урона, снять медальон. Уложив тело святого в саркофаг, Дарий остался недоволен, ему никак не удавалось положить его правильно, то остатки подушки съезжали, то как-то не по центру получалось, «Вот, е-мое!», чертыхаться почему-то не хотелось. В последней попытке, вернуть все как было, он со вздохом приподнял тело одной рукой, а остатки подушки и савана, стал поправлять другой, случайно нащупав какой-то продолговатый предмет, явно ранее не замеченный. Это оказался бронзовый футляр-тубус, в таких хранили ценные свитки в древности. Уложив, наконец-то, все как было, Дарий опустил тело в саркофаг и уставился на него, качая головой.

— Знаешь, Марк, ты полон сюрпризов… — заявил вампир, ухмыляясь.

В этот момент тело Марка, как по-свойски только что окрестил его Дарий, начало светиться фиолетовым свечением, сначала еле заметно, а потом все сильнее и сильнее.

— Да ну тебя! — всполошился Дарий и потянулся к крышке саркофага. Водрузив ее на место, он перевел дух, обтер цепочку с медальоном полой пиджака, одел на шею, спрятав его под рубашкой, а свиток примостил во внутренний карман пиджака, сокрушаясь, что так его и выронить недолго. После чего стал засыпать монетами и всевозможным золотым хламом саркофаг, так как это было до его вторжения, пока не увидел, что его руки тоже светятся тем же фиолетовым свечением, что и иссушенное тело Святого Марка, свечение усиливалось… В изумлении рассматривая свои руки, он понял что светятся все участки его тела, которые так или иначе соприкасались с телом Святого.

— Вы издеваетесь! — гаркнул он, не зная, что теперь ожидать от этакого «подарочка», с досады грохнув ногой об пол.

Что за механизм он просмотрел, Дарий так и не понял, но проход в тайник стал быстро закрываться каменными плитами, которые наезжая одна на другую, грозились замуровать его в тайнике.

С яростным рычанием, вампир протиснулся в сужающийся проем и со всего маху приземлился на плечо статуи Святого Марка. Вход в тайник «затянутый» хорошо пригнанными друг к другу плитами, теперь был различим только для его взгляда, да и то, потому что он точно знал что и где искать.

— Так бы и сказал, что мне пора… — неожиданно для самого себя, заявил Дарий, обращаясь к голове мраморного изваяния.

Скатившись со статуи, вампир остановился, заглянул в лицо святому:

— Ну и крут же ты, батенька, выставлять гостей за дверь!

После чего развернулся и не оглядываясь, протиснулся между застывших вампиров-«рудокопов» к узкой щели, ведущей в проход, уводящий к центру анфилады лабиринта.

Дарий нехотя вернулся к входу в пещеру, с внутренним содроганием посмотрев на вопиющую в своей гротескности картину смерти, которую он здесь оставил, и… отпустил время.

«Начали!», скомандовал он сам себе и пустился бегом к пещерам лабиринта, не минуя ни одного патруля.

Он рассчитывал на то, что устроенный им переполох, спровоцирует Гертруду саму его искать, т. к. заниматься еще и ее поисками, после тамплиеро-масонских развлекалочек, ему не хотелось вовсе.

Поэтому он с упоением и восторженным ощущением собственной силы, врывался в вампирские ряды, кого убивая на месте, а кого и заставляя преследовать себя. Собрав целый шлейф преследователей, он повел их к ловушкам, рассчитывая, что они вряд ли знакомы с ними, так как он.

Остановив время, он забегал вперед, активируя ловушки, которым необходимо было время, чтобы сработать, потом отпуская время, он маячил впереди, дразня преследователей и упиваясь вакханалией смерти, которую он создавал.

Перворожденный вампир запустил жернова «мясорубки», для тех, кого быть не должно, для тех, кто был создан убивать, для тех, кто был лишен природного естества и превратился в монстров, в орудие чужих амбиций. И сейчас он упивался их жаждой его убийства, их удивленными и яростными криками, их агонией и болью, т. к. мгновенные ловушки, они в пылу преследования, активировали сами, прорежая собственные ряды и от этого, приходя в бешенство, постепенно достигающего своего апогея.