Джордж Локхард - Гинунгагап

— Стоп! — Гайка вскинула лапку. — Попались. Финальная скорость падающего в атмосфере ореха — около семидесяти миль в час. Итого, выходит… — она закрыла глаза, считая в уме, — Тысячу шестьсот восемьдесят миль в сутки, или сто тысяч восемьсот миль за два месяца. Значит, высота Древа достигает ста тысяч миль… — Гаечка опомнилась и растерянно взглянула на Рокфора, — …то есть, почти половину расстояния от Земли до Луны?!

Силач озадаченно хмыкнул.

— Ничего себе…

— Рацию, бьющую в атмосфере на такое расстояние, будет непросто собрать, — Гаечка понурилась. — Придется искать списанные военные блоки, направленные антенны… А мощность она будет потреблять как хорошая печь, киловатт двадцать, если не больше.

Игнрид робко подняла лапку.

— О чем вы говорите? Ни слова не понимаю!

— Я размышляю, как вам помочь, — объяснила Гайка. — Судя по всему, Древо столь огромно, что машина-говорилка должна быть гигантской мощности. Я пока не представляю, из чего ее собирать и где брать энергию для работы.

Ингрид с надеждой подняла взгляд.

— Но ты придумаешь?

— Надеюсь, — вздохнула Гаечка. — Надеюсь.

— Нам бы пока домой, в Мидгард вернуться, да друзей отыскать пропавших… — буркнул Рокфор. Белочка отпрянула.

— Вы из Мидгарда?!

— Угу, — Рокки в двух словах описал происшедшее. Изумленная белка уставилась на Спасателей квадратными глазами.

— Не может быть… — прошептала она наконец. — Все, как предсказывали… Нет… Нет…

Гайка и Рокфор озадаченно переглянулись.

— Э-э-э… Ты о чем? — с подозрением осведомился силач.

Ингрид ответила не сразу; пару секунд она сидела молча, с закрытыми глазами, такая напряженная, что кисточки на ушах мелко дрожали.

— Настанет день, — сказала она вдруг, — Теплый осенний вечер, когда солнце согреет листья великого леса Гъелгведр, и смолкнут внезапно все песни, затихнут ручьи. Игравший на арфе гигант Эггтор с тревогой поднимет глаза и узрит Фьяллара, пурпурного петуха. Тем же мигом в чертогах Вальхаллы запоет золотой Гуллинкамби, и наконец, в вечной тьме Хельфхейма вскричит черно-красный, чье имя не знает никто. На мосту Бъёврест Хеймдалль-страж поднимет ко рту золотой рог Гьяллархорн, и с грохотом падут стены Асгарда!

Гаечка недоуменно моргнула.

— Верно, так начнется Рагнарок.

Белочка обратила на мышку взгляд, в котором читался ужас.

— Смертные не могут видеть валькирий! — прошептала она, дрожа. — А те, кто в них при жизни не верил, не увидят и после смерти. Есть лишь одно объяснение — Девять Миров сближаются, Асгард и Мидгард скоро сольются!

Спасатели переглянулись. Рокфор, крякнув, почесал за ухом, Гаечка задумчиво нахмурила брови.

— М-м-м… Согласно некоторым теориям, Рагнарок должен произойти в 2013-м году, а сейчас на Земле 2010-й. Но это же смешно! С какой стати Последней Битве случиться именно сейчас?!

Рокфор ахнул и схватил подругу за плечо.

— Погоди! Помнишь, что сказала валькирия там, в глубине? «Мы отправили к Хель…»

— «…последнюю душу Мидгарда» — закончила Гайка, и в ужасе прижала ладони ко рту. — Рокки! Снорри ведь говорил, что Рагнарок настанет, когда последний смертный перестанет верить в богов!

Австралиец сглотнул.

— Приехали… — он вдруг встрепенулся. — Стоп-стоп-стоп. Вы чего, народ? На Земле полно верующих, их нынче даже больше, чем во времена викингов — люди-то размножились, семь миллиардов на наши хвосты!

Ингрид с болью покачала головой.

— Те религии, что заполонили сегодня Мидгард, просто грязные и бессмысленные сказки. Они не оказывают на мироздание ровно никакого влияния. Чтобы здесь, в нашем измерении, фантазия воплотилась, тысячи разумных должны четко, ярко и, главное, одинаково, представлять объект своей фантазии. А нынешние человечьи божки, всякие там аллахи да христы, изначально постулированы непознаваемыми, нематериальными, всеобъемлющими… Вот каждый их по-своему и видит.

— Ох, — Гаечка моргнула. — Ну конечно. Сама по себе, даже у викингов религия не была ничем кроме сказки — но, будучи изумительно подробной и четкой, заставляла сотни тысяч людей совершенно одинаково эту сказку воображать!

— Именно, — мрачно отозвалась белка. — А теперешние люди полагают себя шибко умными да развитыми. Им скучно копировать на небесах собственную реальность, им подавай непознаваемое, неуловимое, неисповедимое… Попросту говоря — невозможное!

— Х-х-хек, — Рокфор сплюнул. Помолчал, взглянул на Гайку. Хмыкнул. Не спеша огладил вначале левый, затем правый ус.

— Невозможное, говоришь?.. — на губах австралийца проступила странная, несвойственная ему улыбка. Гаечка с тревогой наблюдала.

— А скажи-ка, белка, — задумчиво произнес Рокки после долгой паузы. — Этот ваш орел, у которого коршун на голове, Ведро-с-чем-то-на-эф — он каков с виду? Ты ведь с ним хоть разочек, но говорила, да?

Ингрид нехотя покачала головой.

— Я пыталась. Но Орел принимает только Ратту, всех остальных гонит Ведрфолнир, — она отвела взгляд. — Коршун чуть не убил меня в тот раз и пригрозил, что бросит на съедение Ниддхеггу…

— Вот как? — австралиец прищурился. — Сам когти марать не рискнул, стал-быть? А этот ваш Ниддхегг, он, типа, страшный?

Белочка часто-часто закивала.

— Ниддхегг ужасен! Он ростом с гору, когда ворочается во тьме колодца — дрожит все Древо! Единственный свет там истекает из его глаз, каждый — будто огненное озеро, а запах… — Ингрид передернуло. — Ниддхегг самый жуткий из драконов, страшнее Мирового Змея, Ёрмунганда! Предсказано, что в день Рагнарока Ниддхегг поднимется в небо, и тень его чудовищных крыльев накроет весь мир, погрузит во тьму…

— Любопытно, — Рокфор усмехнулся. — Выходит, ящер он все же крылатый? А нам говорили, будто местные драконы не летают.

Ингрид развела лапками.

— Он не летает. Ниддхегг расправит крылья в первый и единственный раз, когда наступит Рагнарок.

— А почему? Что держит его в колодце?

— Корни Древа, — объяснила Гаечка. — Ниддхегг грызет себе путь на волю.

Рокки громко фыркнул.

— Так и знал! — он потер ладони. — Гая, милая, я ведь тебя правильно понял — там, внизу, под деревом, никакой земли нет? Местный мирок там сам на себя заворачивается?

Гаечка с легким недоумением кивнула.

— К чему клонишь, Рокки?

— Скоро поймешь, — усмехнулся силач. Обернулся к белочке: — Пушистая, проводи-ка меня к отцу. Есть разговор.

Ингрид с сомнением оглянулась на толпу, окружавшую Раттатоска.

— Он занят…

— Ничего, пробьемся, — заверил ее Рокки. — Мыслишка одна появилась… Нет, Гая, ты здесь посиди, — добавил он твердо, толкнув уже вставшую было мышку обратно на скамью. — Мы скоро.

— Рокфор, я…

— Милая, я тебя хоть раз подводил? — очень серьезно, неожиданно понизив голос, спросил Рокки. Гаечка, вздрогнув, с натугой помотала головой.