Стивен Дональдсон - Презрение Лорда [ Проклятие Лорда, Проклятие лорда Фаула]

Большинство Винхоумов прислуживало у стола, а также возле очагов внутри пещеры.

Гэй стояла возле Кавинанта, тихо напевая какую-то мелодию, которая напоминала ему другую песню, когда-то слышанную:

Вдыхая дымок кострова и запах пищи, Кавинант подумал, что смог бы, наверное, ощутить чистый травяной аромат Гэй.

Когда он неуклюже уселся на каменный пол, последние лучи заходящего солнца окрасили крышу в оранжевый и золотой цвета, словно эффектное прощание. Потом солнце скрылось. Ночь распростерлась над равнинами; единственным источником света в Менхоуме были костры. Воздух наполнило бормотание голосов, как горный ветерок, полный аромата Ранихинов. Но пища, которой так боялся Кавинант, не была подана сразу. Сначала Корды исполнили танец.

Трое из них танцевали внутри кружка, в котором сидел Кавинант. Они плясали вокруг костра, совершая высокие прыжки и напевая веселую песню под аккомпанемент Винхоумов, отбивавших ладонями сложный ритм. Плавное скольжение их тел, внезапные повороты танца, темный оттенок кожи делали их похожими на бьющийся пульс равнин, который они убыстряли, чтобы сделать видимым для людей.

И время от времени они принимали такие позы, чтобы свет костров бросал на стены и потолок тени в форме лошадей.

Иногда танцоры оказывались в достаточной близости от Кавинанта, чтобы он мог разобрать слова из песни:

Эти слова и танец заставили Кавинанта почувствовать, что они выражают какое-то таинственное знание, какую-то способность видеть то, что необходимо увидеть и ему. Это ощущение внушало ему отвращение; он с трудом оторвал взгляд от танцующих и стал смотреть на пылающие угли костра. Когда танец закончился, он продолжал смотреть в сердце огня взглядом, полным неясного смятения.

Потом Винхоумы принесли к кострам еду и питье. Используя вместо тарелок широкие листья, они поставили перед гостями тушеное мясо и дикую картошку. Блюда были приправлены редкими травами, которые Рамены часто использовали в приготовлении пищи, и вскоре пир целиком захватил членов отряда. В течение долгого времени единственными звуками в Менхоуме были звуки приема пищи.

В разгар пиршества Кавинант сидел, словно чахлое дерево. Он не реагировал ни на что, предлагаемое ему Гэй. Он смотрел на огонь; одно полено в костре горело красным огнем, похожим на ночной свет его кольца. Мысленно он проводил самоосмотр, исследуя конечности, и его сердце пребывало в убеждении, что он вот-вот обнаружит какое-то в высшей степени неожиданное пятно проказы. Он выглядел так, словно увядал на корню.

Через некоторое время люди снова заговорили. Тротхолл и Морэм отдали свои листья-тарелки Винхоумам и вновь обратили свое внимание на Мейнфролов. Кавинанту были слышны отдельные обрывки из их разговора. Они говорили о нем, о том послании, которое он доставил Лордам, о роли, которую он играет в судьбе Страны. Их физический комфорт странно контрастировал с серьезностью их слов.

Рядом с ним Гигант описывал беду, случившуюся с Ллаурой и Пьеттеном, беседуя с одним из Мейнфролов.

Кавинант смотрел в огонь. Ему не надо было смотреть на руку, чтобы увидеть кровавую перемену, происшедшую с кольцом; он ощущал волны зла, исходившие от металла. Прикрыв кольцо другой рукой, он задрожал.

Каменный потолок, казалось, нависал над ним, словно жестокое крыло откровения, ожидая момента наибольшей его беспомощности, чтобы ударить по незащищенной шее. Он был бездонно голоден.

— Я схожу с ума, — пробормотал он в пламя.

Винхоум Гэй уговаривала его поесть, но Кавинант не реагировал.

Сидевший напротив него Тротхолл объяснял цель их похода. Мейнфролы неуверенно слушали, словно им трудно было усмотреть связь между далеким злом и равнинами Ра. Поэтому Высокий Лорд рассказал им, что случилось с Анделейном.

Пьеттен пустым рассеянным взглядом смотрел в ночь, словно с нетерпением ждал восход луны. Рядом с ним Ллаура тихо разговаривала с Кордами, благодарная за гостеприимство.

Когда Гигант описывал подробности того ужаса, который случился с двумя оставшимися в живых обитателями Парящего Вудхельвена, его лоб напрягся от усилий сдерживать эмоции.

Пламя сияло, словно дверь, за которой подстерегала страшная опасность. Шея Кавинанта ныла от напряжения, а глаза смотрели невидящим взглядом. Зеленые пятна на одежде отмечали как бы предупреждение: Нечистый, прокаженный, отверженный …

Он уже заканчивал мысленный самоконтроль. Позади осталась невозможность поверить в реальность Страны. А впереди была невозможность поверить в ее нереальность.

Гэй внезапно вошла в круг и встала перед ним, держа руки на бедрах и с горящими глазами. Она стояла, слегка расставив ноги, так что ему были видны кровавые огненные угли в промежутке между ними.

Он посмотрел на нее.

— Вы должны поесть, — сердито сказала она. — Вы и так уже наполовину мертвый.

Плечи ее были расправлены, и ткань платья на груди туго натянулась. Она напомнила ему Лену.

Тротхолл в то время говорил:

— Он не рассказал нам всего, что произошло на Праздновании. Нападение на духов не было предотвращено, и все же мы верим, что он как-то сражался с юр-вайлами. Его попутчица винила и себя, и его во зле, которое произошло во время танца.

Кавинант дрожал.

«Как Лена, — подумал он. — Лена?»

Тьма набрасывалась на него, словно когти головокружения.

«Лена?»

На миг он потерял способность видеть от заслонившей глаза черной воды и грохота. Потом вскочил на ноги. Он сделал это с Леной — сделал ли? Отшвырнув Гэй в сторону, он прыгнул к огню. Лена! Размахивая посохом, он накинулся на пламя. Но победить пламя он не мог, избавиться от воспоминания был не в силах. Посох вывернулся из его руки от силы удара. Искры и угли полетели во все стороны. Он сделал это с ней! Потрясая изуродованной рукой в сторону Тротхолла, он крикнул:

— Она была неправа! Я не мог помочь им! — И думал: «Лена! Что я наделал? Я прокаженный!»

Люди вокруг него вскочили на ноги. Морэм быстро шагнул вперед и предостерегающе поднял руку.

— Спокойнее, Кавинант, — сказал он. — В чем дело? Мы — гости.

Но несмотря на свой протест, Кавинант знал, что Этьеран права. Перед его глазами словно проходили эпизоды битвы у Парящего Вудхельвена, когда он сам убивал и наивно думал, что быть убийцей — это что-то новое для него, что-то беспрецедентное. Но он стал им еще раньше, в нем это было с самого начала его сна, с самого начала. Его интуиция подсказывала ему, что никакой разницы не было между тем, что юр-вайлы сделали с духами, и тем, что он сделал с Леной. Он служил Лорду Фаулу с самого первого дня своего пребывания в Стране.