Стивен Дональдсон - Презрение Лорда [ Проклятие Лорда, Проклятие лорда Фаула]

Еще три креша упали на землю. Теперь он смог рассмотреть три фигуры, отскочившие от мертвых и бросившиеся вдогонку за оставшимися в живых.

Они исчезли в тени у подножия холма. Из тьмы донеслись звуки борьбы, яростное рычание, лязг челюстей, упустивших добычу, и треск костей.

Потом в ночь снова влилась тишина. Все чувства людей обострились, поскольку им нечего не было видно — тень достигала почти самого гребня холма, на котором они стояли.

Внезапно они услышали звук неистового бега. Он приближался прямо к ним.

Тротхолл прыгнул прямо вперед. Он поднял свой посох, и голубое пламя рванулось из его наконечника. Внезапный свет озарил одинокого волка, бросающегося на него с ненавистью в глазах.

Тьювор очутился рядом с Тротхоллом на миг раньше, чем Гигант. Но Преследующий Море вышел вперед, чтобы ответить на вызов волка.

Потом, безо всякого предупреждения, Корд Грейс выросла из укрытия прямо перед носом у волка. Ее движения были такими отточенными, словно она исполняла танец. Быстрым рывком она сняла с талии шнурок, не сходя со своего места. Когда креш прыгнул на нее, она захлестнула петлю шнурка вокруг его шеи и аккуратно отошла в сторону, повернувшись, чтобы потверже держаться на ногах. Сила волчьего прыжка, затянувшая петлю, сломала ему шею. Рывок сбил Грейс с ног, но она легко перекатилась на бок, удерживая давление на шнурке, и встала в такую позу, чтобы сразу прикончить креша, если он все еще будет жив.

Йомен встретил ее действия низким гулом восхищенных голосов. Она посмотрела на них и робко улыбнулась в голубом свете посоха Тротхолла. Потом она повернулась, чтобы приветствовать других кордов, выскочивших из тени холма. Они были целы и невредимы. Все волки были мертвы.

Опустив посох, Тротхолл отвесил кордам поклон Раменов.

— Неплохо сработано, — сказал он. Они поклонились в ответ.

Когда он погасил пламя своего посоха, вершина холма озарилась вновь красной тьмой. В кровавом свете всадники начали возвращаться к своим лошадям. Но Баннор подошел к мертвому волку и снял с его шеи шнурок Грейс. Натянув шнурок своими сильными руками, он сказал:

— Хорошее оружие.

Голос его при этом был, как всегда, до странного бесстрастным.

— С его помощью Рамены совершили огромную работу в те дни, когда Высокий Лорд Кевин открыто боролся с Разложением.

Что-то в его голосе напомнило Кавинанту, что Стражи Крови были живыми людьми, которые более чем два тысячелетия не знали женщин.

Потом, под влиянием странного порыва, Баннор напряг мышцы, и шнурок порвался. Слегка пожав плечами, он бросил обрывки на мертвого креша. Его движение несло в себе законченность порицания. Не взглянув на Корда Грейс, он сошел с гребня холма, чтобы сесть верхом на Ранихина, избравшего его.

Корд Руста известил Тротхолла о том, что, согласно традиции Раменов, убитые преследователи Ранихинов были оставлены стервятникам. Рамены не желали оказывать честь крешам или оскорбить землю, закапывая их. А сжечь трупы — значило подвергнуть равнины угрозе степного пожара. Поэтому всадники смогут отдыхать, как только их лошади окажутся вне досягаемости запаха смерти. Корд повел отряд снова на юг и, пройдя примерно лье, остановился, убедившись, что никакой ночной ветер не донесет тревожного запаха до животных. Отряд разбил лагерь.

Кавинант спал беспокойно, то и дело просыпаясь с таким ощущением, что ему в живот упирается наконечник копья, и когда наступил рассвет, он ощутил внутри такую пустоту, словно провел всю ночь в попытках нанести ответный удар голоду. И когда его нос снова учуял притягательный запах ядовитой аканибхавам, глаза его наполнились слезами, словно его ударили.

Он сомневался, что сможет еще долго удержаться на ногах. Но ответа, который был ему нужен, он еще так и не получил. Он не находил в себе никакого нового озарения, и зеленый узор Моринмосса на его платье казался неразборчивым. Верный инстинкт подсказывал ему, что он сможет найти то, чего ему не хватало, в крайности голодовки. Когда его попутчики поели и были готовы продолжать поход, он по инерции взобрался на Дьюру и двинулся вперед вместе со всеми. Время от времени по щекам его стекали слезы, но он не плакал.

Он чувствовал себя переполненным страстью, но не мог выплеснуть ее наружу. Проказа не позволяла сделать это.

Словно контрастируя с холодным видом его настроения, день был приветливым, полным яркого, безоблачного солнца и теплого южного ветерка, глубокого неба и невысоких холмов. Вскоре отряд полностью подчинился чарам равнины, величественной и суровой, украшенной гордыми стадами Ранихинов. Время от времени могучие лошади проносились мимо рысью или галопом, посматривая на всадников со смешинками в глазах, окликая их звучными криками. Их вид прибавлял скорость бегу Кордов, и когда утро закончилось, Грейс и Фью запели вместе:

Услышав эту песню, Ранихины начали резвиться вокруг отряда, и бег их был таким легким и стремительным, словно земля волнами подкатывала им под ноги.

Пьеттен зашевелился на руках Гиганта и на некоторое время стряхнул с себя свой дневной сон, чтобы посмотреть на Ранихинов пустыми глазами, в которых вдруг появилось нечто, похожее на тоску. Тротхолл и Морэм сидели, расслабившись, в своих седлах, словно в первый раз после того, как покинули Ревлстон, они почувствовали, что отряд находится в безопасности. И слезы бежали по лицу Кавинанта, как по стене.

Кара солнца смущала его в наполнявшей пустоте. Голова его, казалось, готова была взорваться, и это ощущение заставило его предположить, что его поместили на какую-то ненадежную высоту, и внизу огромные волны хищной травы огрызались, пытаясь схватить его за пятки, словно волки. Но седло из клинго удерживало Томаса на спине у Дьюры. Через некоторое время он погрузился в дремоту, в которой танцевал и плакал, и занимался любовью по приказу кого-то, кто насмешливо управлял им, словно марионеткой.

Когда он проснулся, была уже середина полудня, и почти весь горизонт впереди занимали горы. Дела у отряда шли хорошо. Лошади мчались с такой скоростью, словно равнины давали им больше энергии, чем они могли вместить.