Стивен Дональдсон - Презрение Лорда [ Проклятие Лорда, Проклятие лорда Фаула]

На мгновение Кавинант представил себе Менхоум, где, вероятно, ошибочное и бесполезное уважение к его обручальному кольцу приведет к тому, что его представят Ранихинам, как будущего наездника одного из них. Безусловно, это была одной из причин, побуждавших Тротхолла посетить равнины Ра до приближения к Горе Грома. Воздать честь Юр-лорду, Рингфейну. Ах, проклятие! Он попытался представить себе, как едет на Ранихине, но его воображение не могло совершить такого скачка; более, чем что-либо другое, кроме Анделейна, огромные опасные лошади, обладавшие земной силой, выражали сущность Страны. А Джоан объезжала лошадей. По какой-то причине от этой мысли у него защипало в носу, и он попытался удержать слезы, из всех сил сжав зубы.

Остальную часть полудня Кавинант провел, осматривая горы. Они вырастали впереди отряда, словно вершины медленно вставали на ноги. Изгибаясь на юго-запад и северо-запад, горная цепь была не столь высока, как горы позади Подкаменья Мифиль, но она была зазубренной и неровной, словно самые высокие вершины были раздроблены на мелкие осколки, чтобы соединиться и сделаться непроходимыми. Кавинант не знал, что находится за этими горами, и не хотел знать. Их непроходимость каким-то странным образом успокаивала его, словно они являлись преградой между ним и чем-то таким, на что он не мог смотреть.

По мере того, как отряд легким бегом приближался к горам, они вырастали все быстрее и быстрее. Солнце уже садилось на западе, когда всадники добрались до обрывистого подножия горной гряды. Во время последнего подъема солнце окрасило их спину в оранжевые и розовые тона, и в этом свете они въехали на широкое ровное плато у подножия скалы.

Здесь, наконец, они увидели Менхоум.

Нижняя часть скалы на последние двести пятьдесят или триста футов под острым углом наклонялась внутрь широкого полуовального фасада, образуя пещеру наподобие глубокой вертикальной чаши в скале. В глубине этой чаши, где они были укрыты от ненастий и все же находились на открытом воздухе, стояли, скрепленные обручами, палатки семей Раменов. А впереди, под прикрытием скалы, находилась общая палатка, где Рамены жгли костры, готовили пищу, собирались, чтобы поговорить, потанцевать или спеть вместе, когда они не отсутствовали на равнинах вместе с Ранихинами. Все вместе это выглядело довольно сурово, словно поколениям Раменов не удалось найти для себя уюта в камне, ибо Менхоум был всего лишь центром, отправной точкой, откуда этот кочевой народ отправлялся в свои скитания по равнинам.

Встречать приближавшийся отряд собралось около семидесяти Раменов. Почти все они были Винхоумами, молодыми и старыми, но были здесь и другие, кто просто нуждался в покое и безопасности. В отличие от Кордов и Мейнфролов, у них не было боевых шнурков.

Но Лифе была там, и она легким шагом вышла вместе с тремя другими Раменами встречать отряд. На первый взгляд эти трое тоже были Мейнфролами; на них были надеты венки из желтых цветов, как у Лифе, и шнурки они тоже носили в волосах, а не на поясе. Отряд остановился, и Тротхолл спешился перед Мейнфролами, он поклонился им в манере Раменов, и они в свою очередь приветствовали его.

— Добро пожаловать еще раз, Лорды издалека, — сказала Лифе, — Привет вам, Рингфейн и Великий Лорд, и Гигант, и Стража Крови. Добро пожаловать к очагу Менхоума.

Увидев ее салют, Винхоумы устремились вперед из-под прикрытия скалы. Слезая с лошадей, всадники встречали приветствия улыбающихся Винхоумов с небольшими венками из сплетенных цветов. Жестами ритуальной величественности они надели эти венки на правые запястья своих гостей.

Кавинант слез с Дьюры и увидел сияющую девочку-Рамена лет пятнадцати-шестнадцати, стоявшую перед ним. У нее были чудесные темные волосы, падавшие на плечи, и мягкие большие карие глаза. Она не улыбалась, казалось, она благоговела, приветствуя самого Рингфейна, повелителя белого золота.

Протянув руки, она осторожно надела ему на запястья венок из цветов.

Их запах вызвал у него головокружение, и его едва не стошнило. Венок был сплетен из аманибхавана. Его запах жег обоняние, словно кислота, вызывая такой голод, что Томас, казалось, готов был вытошнить куски пустоты.

Он не в состоянии был остановить слезы, катившиеся из глаз.

С торжественным выражением на лице девочка-Винхоум подняла руку и прикоснулась к слезинкам на его щеках так, словно это были драгоценности.

Позади него Ранихины Стражей Крови галопом уносились на просторы Равнины. Корды уводили лошадей, чтобы дать им отдохнуть, а тем временем на площадке собиралось все больше Раменов, услышавших новость о прибытии отряда.

Но Кавинант не отрывал глаз от девочки, смотрел на нее так, словно она была чем-то съедобным. Наконец она ответила на его взгляд, сказав:

— Я — Винхоум Гэй. Скоро я буду знать достаточно, чтобы перейти в Корды.

Поколебавшись мгновение, она добавила:

— Я должна буду служить вам, пока вы будете гостить здесь.

Когда он ничего не ответил, она поспешно сказала:

— Если я вам не понравилась, то другие тоже будут счастливы служить.

Кавинант еще некоторое время молчал, призывая на помощь свою бесполезную ярость. По потом он собрался с силами для окончательного отказа:

— Я ни в чем не нуждаюсь. Не трогайте меня.

Эти слова обожгли ему горло.

Почувствовав прикосновение чьей-то руки к своему плечу, он обернулся и увидел, что это Гигант. Преследующий Море смотрел на Кавинанта сверху вниз, но его слова были обращены к Гэй, на лице которой стремилась отразиться боль, вызванная отказом Кавинанта.

— Не грусти, маленький Винхоум, — пробормотал Гигант. — Кавинант Рингфейн проверяет нас, эти слова идут у него из сердца.

Гэй благодарно улыбнулась Гиганту, потом сказала с внезапной дерзостью:

— Не такая уж я маленькая, Гигант. Тебя обманывает твой собственный рост. Я почти достигла Кординга.

Казалось, всего мгновение потребовалось, чтобы Гигант понял ее шутку. Потом его жесткая борода дернулась, и он внезапно залился смехом. Его веселость все росла, она эхом отражалась от скалы над Мэнхоумом, пока сама гора, казалось, не заразилась его ликованием, и этот выразительный звук распространялся повсюду, так что каждый, услышав его, начинал смеяться, не зная причины своего смеха. Преследующий Море хохотал долго, словно выбросил вместе с дыханием осколки из своей души.

Но Кавинант отвернулся, не в состоянии вынести громогласную тяжесть юмора Гиганта.

— Проклятье! — прорычал он. — Ад и кровь! Что вы со мной делаете? — Он не принял никакого решения, и теперь его способность к самоотрицанию, казалось, была на исходе.

Поэтому, когда Гэй предложила проводить его к приготовленному месту на пиру, организованному Винхоумами, он молча последовал за ней. Она вывела его из-под тяжеловесной нависшей скалы к центральному открытому пространству с горевшим в середине костром. Большая часть отряда уже вошла в Менхоум. Кроме центрального, было еще два костра, и Рамены разделили отряд на три группы: Стражи Крови сели вокруг одного костра, Кваан и его четырнадцать воинов — вокруг другого, а в центре Рамены поместили Тротхолла, Морэма, Гиганта, Ллауру, Пьеттена и Кавинанта, а также Мейнфролов. Кавинант сел по-турецки на гладкий каменный пол напротив Тротхолла, Морэма и Гиганта. Четверо Мейнфролов расположились рядом с Лордами, а Лифе села возле Кавинанта. Остальные места в круге заняли Корды, вернувшиеся с равнин вместе со своими учителями, Мейнфролами.