Стивен Дональдсон - Презрение Лорда [ Проклятие Лорда, Проклятие лорда Фаула]

Когда эхо их голосов затихло, Высокий Лорд Тротхолл заговорил снова:

— Мы — новые хранители Страны, сторонники и верные слуги Земной Силы, поклявшиеся посвятить себя восстановлению Учения Кевина и излечению Земли от всего, что бесплодно или неестественно, разрушительно, бессознательно или извращено. И, поклявшись также посвятить себя в равном соотношении со всеми другими посвящениями и обещаниями, поклялись, несмотря ни на какие поползновения назойливого себялюбия, посвятить себя Клятве Мира. Ибо спокойствие — это единственный залог того, что мы не оскверним Страну вновь.

Люди, стоявшие перед помостом, хором ответили:

— Мы не оскверним Страну, хотя усилие владения собой иссушает нас на лозе нашей жизни. Но мы не будем знать отдыха до тех пор, пока тень нашей прежней глупости не улетучится из сердца Страны, а тьма не зачахнет в цветении и жизни.

И Тротхолл продолжал:

— Но в служении Стране нет иссушения. Иссушение делает возможным служение точно так же, как рабство увеличивает унижение. Мы можем идти от знаний к знаниям, а затем — еще к более высоким знаниям, если нас поддерживают мужество и сила и если мудрость не покидает нас, гонимая тенью. Мы — новые хранители Страны, сторонники и верные слуги земной силы.

На это все собрание ответило пением тех самых слов, строчка за строчкой повторяя их за Высоким Лордом, и звук этого единого голоса отражался в святилище, словно его ритмичная интонация высвободила какую-то скрытую подземную страсть.

Пока длился этот могучий звук, Тротхолл склонил голову в знак смирения.

Но когда пение прекратилось, он опять вскинул голову и широко раскинул руки, словно открывая грудь навстречу обвинению.

— Ах, друзья мои, — воскликнул он, — посвятившие себя служению Стране! Почему нам стало так трудно постигать Учение Кевина? Кто из нас сумел хотя бы приблизиться к уровню знаний наших предков? Мы держим в руках Первую Заповедь, мы читаем манускрипт, слова которого большей частью нам понятны. И все же мы не можем проникнуть в тайны. Какой-то недостаток в самих нас, какая-то перемена к худшему, какое-то ошибочное действие, какой-то основной сплав в наших намерениях мешает нам. Я не сомневаюсь, что цель наша чиста — это цель Высокого Лорда Кевина, и до него это было целью Лорика Дэймлона и Хатфью, но мудрее, ибо мы никогда не поднимем руку на Страну в сумасшествии отчаяния. Но тогда что? Где мы не правы, если не можем понять того, что нам дано?

На мгновение после того, как голос его умолк, в святилище воцарилось молчание, и пустота пульсировала, словно рыдала, словно в словах Лорда люди узнали самих себя, почувствовали беду, о которой он говорил, как свою собственную. Но затем послышался новый голос. Соленое Сердце Преследующий Море бодро сказал:

— Мой Лорд, мы еще не дошли до конца. Действительно, задачей нашей жизни было понять и укрепить достижения предков. Но наши труды открывают двери в будущее. Наши дети и дети наших детей победят, потому что мы не потеряли своего сердца, потому что вера и мужество — это величайший дар, который мы можем вручить нашим потомкам. И Страна хранит тайны, о которых мы ничего не знаем, — тайны надежды, равно как и угрозы. Пусть ваши сердца не знают скорби, гор-братья. Ваша вера драгоценна несмотря ни на что.

— Но у вас нет времени! — простонал Кавинант. — Вера! Потомки! Фаул собирается уничтожить вас!

Его мнение о Лордах теперь изменилось. Они не были какими-то высшими существами, вершителями судеб: они были такими же смертными, как и он сам, и им знакома была слабость. Фаул отнимет у них все.

Но мгновение он отпустил перила, за которые держался, словно собирался выкрикнуть послание судьбы собравшимся людям. Но головокружение тотчас же разрушило это намерение, набросившись на него из пустоты. Пошатнувшись, он вновь ухватился за перила, потом качнулся назад и ухватился за плечо Баннора.

«…Что максимальный предел отпущенных им в Стране дней…»

Ему придется объявить им смертный приговор.

— Уведите меня отсюда, — хрипло проговорил он. — Я не могу вынести этого.

Баннор поддержал Кавинанта, потом повел его к выходу. Дверь тотчас же отворилась в ярко освещенный внешний коридор. Кавинант наполовину выпал из дверей. Не говоря ни слова, Баннор зажег факел от одного из горящих на стене светильников. Затем он взял Кавинанта под руку, чтобы поддержать его.

Кавинант отбросил его руку.

— Не прикасайся ко мне, — еле слышно проговорил он. Разве ты не знаешь, что я болен?

На бесстрастном лице Баннора не возникло ни тени какого-либо выражения. Спокойно повернувшись, он повел Кавинанта прочь от святилища.

Кавинант пошел за ним, согнувшись и держась руками за живот, словно его все еще мутило.

«…Что максимальный предел…» Как он мог помочь им? Он не мог помочь даже самому себе. В состоянии замешательства и с тяжестью на сердце он кое-как доплелся до своей комнаты в башне, закрыв за собой дверь, словно исполнив приговор. Потом сжал ладонями виски, как будто его разум раскалывался надвое.

«Ничего этого на самом деле нет, — молча стонал он.

— Каким образом они это делают со мной?»

Повернувшись, он уставился на ковер, словно тот мог дать ему ответ. Но это лишь ухудшило его состояние.

— Проклятье! Берек! — стонал он. — Ты думаешь, это легко? Ты думаешь, обычного человеческого отчаяния достаточно? Если ты чувствуешь себя достаточно паршиво, то нечто космическое, по крайней мере, таинственное обязательно появится и спасет тебя? Будь ты проклят! Он собирается уничтожить их! А ты — просто еще один грязный отверженный прокаженный, и сам даже не знаешь об этом!

Его пальцы согнулись, как дикие когти, и он прыгнул вперед, царапая ковер, словно пытаясь соскрести черную ложь с камня мира. Тяжелая пряжа не поддавалась его наполовину искалеченным рукам, но ковер упал со стены. Распахнув дверь на балкон, он с усилием перекинул ковер через перила и швырнул его в багряную ночь. Тот стал падать, медленно кружась, как опавший лист осенью.

Я не Берек!

Тяжело дыша, он вернулся в комнату, рывком опустил за собой деревянную штору, чтобы не видеть кровавого света. Скинув халат, он надел свою одежду, затем погасил свет и забрался в постель.

Но прикосновение к коже мягких чистых простыней не утешило его.

Проснулся он с тяжелой головой, словно на него давила какая-то темная грозовая туча, состоящая из клокочущей тьмы и блеска белых молний. Кавинант механически начал готовиться к Совету — умылся, осмотрел себя, оделся и снова побрился. Когда Баннор принес ему поднос с едой, Кавинант приступил к ужину с таким воодушевлением, как если бы пища была приготовлена из грязи и камней. Затем он заткнул за пояс нож Этьеран, в левой руке зажал посох Барадакаса и сел лицом к двери в ожидании вызова.