Юрий Циммерман - Серебро далёкого Севера [СИ]

В конце концов Антип вздохнул и вынес свое решение:

— Я-те так скажу, достопочтенный: не металл это вовсе.

— Это как же не металл, коли он звенит и блестит? — просто опешил Юрай.

— Да нет, не в этом смысле, — мастеровой задумчиво потер переносицу толстенным пальцем. Антип вообще был крупным мужчиной с загрубелыми ладонями, в которые намертво въелась черная металлическая крошка. — Это твое кольцо, оно типа как заготовка. Понимаешь, в чём закавыка будет? Его еще как-то обработать нужно: то ли закалки оно требует, то ли отжига, или притомить его надо… Но если ненароком не по делу обрабатывать станешь, без понятия — считай, загубил все то, что в твоем кольце сокрыто.

И подозрительно сощурился:

— А оно не колдовское, часом?

— Да нет, братец, откуда?! — Юрай лицемерно замахал руками, но после этого постарался быстренько распрощаться со слишком уж проницательным мастером.

Тем временем Зборовский уже успел закончить все приготовления: на земле перед путешественниками был расстелен широкий платок, на который барон выставил три оловянные чарки, бутыль с рябиновой водкой, пол-каравая хлеба и немалых размеров луковицу. А завершала композицию глиняная солонка, полная крупно помолотой сероватой соли — всё это барон заботливо захватил с собой из прихрамовой таверны.

— Ну что, твоё преподобие, готов?

Открыв бутыль, Владисвет наполнил почти до краев все три чарки. Подняв одну из них, он знаком предложил Юраю сделать то же самое.

— Поехали, дружище, чего пешком ходить!

Под эту немудрёную мужицкую присказку оба энграмца дружно выпили. И, как оказалось, не зря.

— Та-ак, мòлодежь, порядок вы знаете, как я погляжу, — раздался низкий и хриплый голос из глубины лесной чащи. — А почто ж старика-то не обождали? А ну наливай по новой — знакомиться будем!

— Жалкие недоучки, приготовишки-несмышленыши! Воображают себя корифеями и повелителями стихий, а сами в трех соснах заблудились!! За деревьями леса не видят, да и видеть не хотят!!!

Лорд Сальве возбужденно мерял шагами свои новые апартаменты в Эскуадоре. Магу-изгнаннику было не по себе.

Здесь, в Асконе, бывшего верховного чародея Энграма называли «Сальве Вильдорский», но как раз от всего вильдорского и от всего, что мало-мальски напоминало бы ему об Энграме, он старался отрешиться раз и навсегда. Нет уж, увольте — сейчас у него новая жизнь, новые надежды и новые шансы! И Вачи ревностно принялся эту новую жизнь осваивать.

На первое время чародей получил для обустройства несколько просторных комнат в одном из принадлежавших его величеству Франсиско гостевых особняков — разумеется, с соответствующей прислугой. Об этом позаботилась донна Мадлейн, а точнее, ее высокий покровитель, дон Серхио Рамиреш, бывший далеко не последним человеком при дворе. И теперь маг-изгнанник старательно наслаждался знаменитой асконской роскошью, разительно отличавшейся от величественно-чванливого стиля гостиных Вильдора и Эгедвереша. Вычурные изгибы позолоченных кресел с бархатной обивкой, обилие лепных украшений, множество скульптур и статуэток — вытесанных из камня, отлитых в гипсе и металлических, бесчисленные поделки и безделушки в чжэнгойском или шахварском стиле на полочках открытых шкафов, устланные коврами полы, гобелены на стенах, и непременный клавесин в гостиной — все это приглашало к изнеженности и утонченности, разительно отличаясь от строгих и четких линий «большого энграмского стиля». Решительно: чем дальше, тем больше приятного и разумного находил Сальве в галантных нравах асконского двора и царивших здесь порядках…

И тем сильнее вызревала в нем день за днем ненависть к стране иной, прежней — к стране, родившей и взрастившей его, вознесшей было на вершины власти, но потом предавшей и изгнавшей. Ненависть к Энграмскому княжеству и ко всему, что его составляло: к недалеким и косоруким властителям, к жадным и нахрапистым дворянам, к зажравшимся сверх всякой меры жрецам, к ленивому и тупому простонародью, к донельзя обнаглевшей нежити всех сортов — от вонючих леших и похотливых ведьм до титулованных кровопийц-вампиров, прячущихся под личинами утонченной и избалованной столичной знати…

Но особенно много яду и желчи накопил лорд Сальве в своей душе на коллег по энграмскому магическому цеху, с немалой радостью воспринявших его уход из Обсерватории. При этом, поразительным образом, особенного зла к леди Клариссе, неожиданно усевшейся на еще не успевшее остыть из-под его задицы кресло верховного мага княжества, он как раз не питал. Нет, Сальве не завидовал ни ее нынешнему положению, ни обретенному впридачу графскому титулу — на роль самостоятельной фигуры Кларисса явно не тянула. Она никогда не хватала звезд с небес и не рвалась к высшим постам, в бытность Вачи верховным магом княжества вполне довольствуясь своим скромным, но надёжным положением «высокой волшебницы» и нисколько не претендуя на большее. В том, что ее случайное, экспромтом Великого Князя, возвышение долго не продлится, волшебник не сомневался ни минуты: не было для этого у «мадам» ни необходимого куража, ни цепкой и отчаянной воли к власти, ни гениальных способностей к магии… Не говоря уже о готовности шагать по чужим головам, совершенно необходимой для любого, претендующего на верховную власть.

О нет, всю свою злобу и ненависть Сальве приберег для другой смазливой бабёнки с золотым университетским значком — для этой невесть что возомнившей о себе леди д'Эрве.

— Из молодых, да ранняя, блин!

Лично с Энцилией лорд Сальве не встречался никогда, но документы из Университета, приложенные к представлению на практику, изучил досконально — и характеристику, и отзывы руководителей. Все сходились на том, что выпускница хотя и наделена немалыми способностями, особенно по классу трансформаций и превращений, но слишком легкомысленна, чтобы упорным каждодневным трудом взойти к истинным вершинам магических искусств. Волшебница второго, ну в крайнем случае первого ранга при каком-нибудь не слишком высоком дворе — но не более того. Именно поэтому, кстати, она и не получила практики ни в Эскуадоре, ни в Шахваре, хотя и подавала заявление в обе эти столицы. Да и поступить в аспирантуру при самом Хеертонском Университете ей тоже не предложили. А от мест в Пятикамске и Сомье она гордо отказалась сама, выбрав пусть и последний из возможных, но все-таки столичный город.

И теперь Вачи нисколько не удивлялся её крутому взлету в фаворитки Великого Князя, а заодно и попаданию в ближайший круг Тацианы. Благо свет не без добрых людей, и все скандальные сплетни о событиях при дворе Ренне и в Обсерватории он получал свежеиспеченными.