Джен Коруна - Год багульника. Осенняя луна

Шагом эльфа въехала под сень могучих буков. Как изменилось все кругом. Некогда такой яркий лес было не узнать: голые серые стволы мерзли на ветру, изумрудный мох больше не сверкал у их корней — его покрывал толстый слой скрученных листьев цвета ржавчины. Словно принцесса из печальной баллады, веллара бродила среди стройных деревьев, пытаясь найти хотя бы что-то, что напомнило бы ей о далеком летнем вечере, когда она была так счастлива, но лес молчал — только ветер зябко свистел в его кронах, злобно осыпая незваную гостью мертвыми листьями. Вторя его враждебности, с запада занимался зловещий закат — низкое солнце освещало лес темно-красными лучами, отчего казалось, будто все вокруг залито кровью.

Моав с трудом нашла вход в подземелье. Не глядя по сторонам, она поспешно скрылась в катакомбах. Когда же она снова вышла на свет, за плечами у нее висел длинный предмет, замотанный в темную материю. Не медля, она отвязала лошадь, поспешно вспрыгнула в седло и двинулась прочь из леса, холодного и неприветливого, точно брошенный дом. На этот раз она ехала к Рас-Сильвану.

Не доезжая какого-то десятка лиронгов до города, она вновь нырнула в лес, немного проехала и спешилась на открытой поляне с одиноким сухим деревом посредине: именно сюда Инсэллар когда-то принесла их с Сигартом. Осмотревшись по сторонам, Моав издала резкий птичий свист, и тут же из-за ветвей послышалось хлопанье крыльев: на поляну желтым комком вылетела иволга. Покружившись немного вокруг усохшего дерева, она взвилась и полетела по направлению к городу. Эльфа подняла голову и с тревогой взглянула на закат, точно чего-то от него ожидая.

Но не одна она смотрела на кроваво-красное небо. В беломраморном Рас-Сильване, у замкового окна стоял младший веллар дома Сильвана, Иштан Ардалаг. Алое солнце бросало розовый отблеск на его тонкое лицо — такое же бледное и скуластое, как и у Моав. Он был настолько похож на нее, что его облик казался лишь мужским вариантом лица сестры — сестры, которая всегда подтрунивала над не в меру мечтательным братом… Теперь же все изменилось в Рас-Сильване. Тревога, охватившая весь Риан с прошлой весны, залегла чуть заметной складкой на белом лбу юноши. К тому же, Моав куда-то совсем пропала — с тех пор как Кравой вернулся со свитками, о ней не было и слуху. Даже Лагд не мог скрыть тревоги за судьбу дочери, Иштан ясно чувствовал это. Скорее бы уже она вернулась — до Великой битвы осталось совсем немного…

В полутемной комнате стоял тяжелый запах жженого сока сикоморы — молодой эллари уже три раза зажигал смолистые веточки. Ошибки не могло быть: сегодня его ожидала встреча с кем-то, пришедшим издалека. Но солнце почти скрылось за лесом, а Иштан все глядел на темную стену деревьев вдалеке, теряясь в догадках. Ему показалось, что в закатном луче блеснуло что-то желтое. Он напряг зрение, но даже эльфийские глаза не могли различить ничего в сгущающихся сумерках. Неожиданно из темноты в комнату ворвалась яркая птица, огласив покои резким криком. Сердце Иштана заколотилось — это была солнечная птица, иволга! Сколько раз сестра присылала ее в замок, когда они были детьми — и он снова мчался на их условное место, дабы узнать о новой затее Моав или тайком от отца принести ей еду. Неужели она снова была где-то рядом и просила его о помощи?!

Юноша сорвался с места, быстро открыл резной сундук, украшенный хитрой вязью, и достал лук и колчан. Пальцем тронул тетиву — еще звенит. И как только Моав удавалось так натягивать луки?.. Вспомнив о сестре, Иштан заторопился сильней. Он осторожно выглянул за дверь и, удостоверившись, что его никто не видит, быстро исчез в сумерках.

Половинка луны уже ярко светила над лесом, когда до Моав донеся топот копыт. «Слава богине!» — вырвалось у нее. На краю поляны показался всадник в светлом плаще, белая шерсть коня в призрачном свете отливала серебром.

— Иштан! Я здесь! — закричала Моав, выбегая навстречу.

Эльф быстро спрыгнул с коня и заключил сестру в объятья.

— Йонсаволь! А я уж было подумал, что ты построила большой белый корабль и поплыла на нем через Ин-Ириль, как грозилась в детстве!

Он осмотрел Моав с ног до головы. Почти не изменилась, только глаза стали грустные… На какой-то миг ему показалось, что черты сестры застит липкий серый туман; у него екнуло в груди — так выглядит близкая смерть! Он тряхнул головой, всмотрелся еще раз: туман рассеялся — наверное, показалось…

— Ну, рассказывай, как ты жила все это время, — нарочито весело потребовал он. — Отец говорил, ты заезжала в наши края — жаль, я тебя не застал.

Но Моав вопреки обыкновению не разделила его легкого настроения.

— Иштан, у нас мало времени, мне надо тебе многое рассказать, — что-то в тоне сестры заставило его вздрогнуть. — Ты всегда помогал мне, помоги и сейчас: мне не к кому больше обратиться!

Иштан почувствовал, что на этот раз речь идет не о детских проказах. Он постарался отогнать нараставшую тревогу.

— Ты же знаешь, я все сделаю для тебя, сестренка! Если я ухитрился привести тебе коня и вынести пол-кухни, когда ты убежала из замка и неделю пряталась в Серебристом лесу… — не договорив, он осекся — из-под ресниц Моав блеснули слезы. — Да в чем дело?! — воскликнул он изменившимся голосом.

Быстро утерев глаза рукой, Моав заговорила — голос ее был непривычно тихим:

— Я расскажу тебе все, а ты меня выслушаешь молча и потом скажешь свое слово.

Иштан кивнул в знак согласия. Она говорила долго и спокойно — несколько раз Иштан порывался что-то сказать, но она знаком останавливала его. Она рассказала ему обо всем — умолчала лишь о встрече с Кравоем и о своем несчастном ребенке — слишком многое пришлось бы объяснять юноше…

Трудно описать, что происходило в душе Иштана, пока он слушал рассказ сестры. То, что она говорила, казалось кошмарным сном — он верил, что еще чуть-чуть, и они проснутся, и все опять будет по-старому! Наконец она замолчала, и Иштан понял, что это не сон. В воздухе повисла звенящая тишина.

— Что я могу сделать для тебя? — упавшим голосом спросил он.

Казалось, Моав только и ждала этого момента. Она подошла к брошенной на землю одежде и вынула из-под нее длинный сверток.

— После того как Сигарт заберет мою душу…

Иштан сделал резкое движение к сестре, но она жестом одернула его. Она старалась не смотреть на брата. Вперив взгляд в землю под ногами, Моав продолжила:

— После того как Сигарт заберет мою душу, он придет в Рас-Сильван, и ты отдашь ему вот это.

Она развернула ткань, и поляна осветилась тусклым холодным светом. На мгновение Иштан утратил дар речи.

— Ты знаешь, что это? — спросила Моав, испытывающее глядя на него.

— Нар-Исталь, Полночная Молния, меч Иннариса! — произнес он, не веря глазам.