Евгения Кострова - Калейдоскоп вечности (СИ)

Но Самуэль не ответил, молчаливо и настороженно ожидая реакции и одобрения со стороны человека, предложившего помощь его товарищам. Он прекрасно знал, чего стоило одному из избранников принять такое решение. Спасти врагов и умалить собственное благородство и гордыню, окажись они на поле Шэ-Нан в следующий раз, очевидно, что исход может быть для него смертельным. Самуэль принял один из редких даров, доставшихся ему по кровной линии от матери. Их семья никогда не чествовала богатство, скорее относилась к среднему классу, потому что в доме всегда были бочонки с чистой и холодной родниковой водой, что ценилось куда дороже золота, особенно в сезоны засухи. Но эта драгоценная шкатулка передавалась из поколения в поколение, и каким бы тяжелым и голодным не был год, мать никогда бы не осмелилась расстаться с реликвией, принадлежавшей предкам семьи, и именно ее волю, он и собирался нарушить. Редкие нарты были изготовлены еще в период царствования Российской Империи, и, скорее всего, принадлежали одному из великих княжеских домов. Александр Левингстон стоял с неизменным выражением лица, казалось, его вовсе не впечатлило появление зимних охотников, да и предложи он ему целый город из золота, чтобы расплатиться с жизненным долгом, все равно было бы недостаточно. И это означало только одно, их ждет неизбежная зависимость.

— Хорошо, — подытожил юноша, оглядывая строгим взглядом Самуэля, сжавшегося от стоической решимости в холодно-серых глазах, и стальной голос, рассекший воздух, остротой впился в дыхание, — но этого мало. Мне нужно что-нибудь и от того, чье тело вынесли мои механизированные волки. Плата в виде любой ответной услуги, — и недобрая усмешка обрисовала очерченные губы, — какой бы она ни оказалась, и в какое бы время я ее не потребовал, будет вполне соответствующей проделанным мною трудам. Мне ни к чему эта повозка, будь хоть она вся из алмазов, — грубым и циничным тоном высказался он, критично озирая мощные тела гигантских зверей, сияющие под тончайшими, как женский волос, лучами. Он чуть сморщил гордые черты лица при виде запретных символах на санях, и через недолгое время признался:

— Но эта вещь действительно обладает редкой ценностью, поэтому я и принимаю ее как за часть выкупленного долга.

Александр обратил взор к Фраусу, смиренно ожидающего продолжения разговора. И когда отражение улыбки на его губах заиграла в тени синеватых глазах, он сказал:

— Хочешь заключить со мной клятву?

— Ты убил многих отпрысков темноты, не используя своих копий в первый день отборочного тура, которые пытаешься выставить в качестве своего основного арсенала орудий, — кивком головы он указал на украшения, тянущиеся по всей длине его мускулистых предплечий, — а браслеты на твоих руках запечатывают твою силу. Цветочная символика считается одной из самых древних и прочных, такими запечатывали безумцев или отверженных, она совпадает с венами в твоем теле, что ведут к самому сердцу. Ты не открыл своей истинной натуры даже в схватке с самым страшным созданием, которого я когда-либо видел, что взывал и воспевал приход тех, кто не приснится в самых душевнобольных кошмарах.

— Как искренне, — признался Фраус, приподнимая темные брови, и в волосах его тлели угольные отростки темноты, войлоком, окружающей его спину и широкие, сильные плечи. Похоже, что он был не удивлен подобному развитию событий, терпеливо вслушиваясь в объяснения младшего избранника. — И чего же ты хочешь, молодой британец?

— Неплохо бы было иметь что-то против такого человека, как ты. Если согласишься, то твой долг будет полностью окуплен.

Скай не вмешивался в разговор, смотря в пространство перед собой, и ни одни мускул на его лице не дрогнул, когда Александр Левингстон предложил Фраусу выкупить долг неимоверной ценой. Такая клятва будет повергать его в принудительное исполнение любого приказания, даже если ему скажут убить невинного, он не сможет противиться воли того, кто отдал распоряжение. Клятвы наносились на тело, прожигались через кожу, вгоняясь в плоть нестираемым клеймом. От посрамляющего знака можно было избавиться, лишь отрезав целую конечность, но даже если исчезнет знак, сила воздействия проклятой печати не сотрется. Челюсти его сжались, когда он понял, какую невероятную подлость собирался совершить британский юноша, не страшась опорочить себя.

Улыбка Фрауса стала еще шире, и Скай ощутил пронесшийся ледяной хлад, какой бывает у морозных айсбергов в застекленных снегами морях, когда он произнес, обращаясь к стоящей возле него девушке, взволнованно сжимающей пальцами локти, вонзаясь костяшками в мягкую ткань:

— Что ты думаешь, Дея?

Но она не ответила на его вопрос, отвернувшись от его проникновенных, горящих глаз, словно неожиданно заинтересовавшись расписными тапочками на своих ногах:

— Ты должен сам принять решение. Поступай так, как считаешь нужным. Я не буду тебя осуждать.

— Тогда решено, — в смелой скороспелости объявил он, подступая к юноше. И Александр не мог не признать, что ощутил, как сумрак проникает в его жилы, а свет солнца не мог бороться с дымчато-васильковым маревом, вьющийся вокруг его фигуры, как если бы ступил из-за покрывала самой ночи. — Я и так слишком большое бремя для своих друзей, поэтому сделай все быстро.

Александр вытащил из внутреннего кармана на груди золотой пергамент, протянув его Фраусу, и как только его пальцы коснулись края бумаги, лист воспламенился, передавая угольными искрами золотую зарисовку на пальцы левой руки, круговыми символами вырисовываясь на ладони, довершая солнечную эмблему двенадцати лучей чернильными заклятиями на латыни. Кожа обуглилась там, где воссияли чертежи, сжигая плоть по границам татуировки, оставляя веер дымки над обожженной рукой.

— Ну что же, — сказал Фраус, разглядывая подрагивающую от резной боли руку, резко опуская ее вниз, чтобы никто не заметил трясущейся ладони, — думаю, что нам всем стоит поспешить. Он взошел на повозку, усаживаясь на мягкую шелковую обивку, украшенной золотыми рельефной вышивкой по красной ткани, с недоумением смотря на остальных, словно только что и не заключал сделки, которая позже будет стоить ему жизни. А быть может, его это и не волновало, потому что он не боялся силы печати, и боли, что будет повергать его в агонию, попробуй он сопротивляться мысленному приказанию, как если бы знал, что это не сокрушит его. Скай бросил озабоченный взор на Александра, который принимал последние слова благодарности от Самуэля, подумав, что британец оказался далеко не дурен. Он бы и вовсе не обратил внимания на столь значимый момент их сражения, полностью поглощенный битвой. Он сражался изо всех своих сил, превозмогая доступные пределы, и даже своевольные заклятия с воздухом, дававшиеся ему с такой же легкостью как дыхание, причиняли физические страдания после столкновения с призраком, а Фраус и не пытался зайти за свои ограничения.