Евгения Кострова - Калейдоскоп вечности (СИ)

Они забрались в кабину, и как только Самуэль прошептал заветные слова, они растворились в воздушно-снежном вихре, оставляя за собой полосы миражей и цветочных красок. Их лица и яркая одежда растворялись, очертания их образов развеялись, когда воздух подхватил натянувшиеся узды. Облик разъяренных медведей был иллюзией, красивой мечтой, которая под действием физических законов раскрывала несущуюся скорость их божественного кортежа. Они исчезли, как зыбкий сон с человеческих глаз, и магия окутывала каждый миллиметр земли и зданий, меж которых просекались и мелькали явственные и броские смутно-матовые цвета. Скай слышал свист и нечеткие блики, осеняющих глаза контуры и силуэты людей, которых обгоняли их нарты, чьи лезвия скользили не по земле, а по воздуху. Неожиданно воздух из топлено-горячего стал острым и свежим, когда их неясные полозья прошлись по кромке воды в одном из искусственных бассейнов, и вода брызнула в лицо Скаю, когда он с занемевшим дыханием вглядывался в ускользающие линии города, чьи чудесные обелиски зданий выступали, как белый сон, овеянный небесно-кремовыми перьями ястребов. Когда чудотворные сани опустились на румяную воду возле широкого каменного моста, и некогда белоснежный, мрамор покраснел от пролившейся крови, Скай услышал, как стонет ветер, несущий раскаяние, тяжкую и мучительную горечь. Он слышал скорбную песнь призраков и ушедших душ, что оставили печальный след жизни под обломками величественных построек, сложившихся под силой невообразимого пламени, как карточный домик, чьи несущие конструкции ослабли под монотонным дуновением воздуха. Возле прекрасных кружевных ворот, отделявших мост от черной территории, которая одним своим разрушенным видом обрушивала внутри надежды на само продолжение жизни. Мгла наступала, словно из вулканического желоба исходила дымчатыми всплесками серебристо-черные тучи изгари и золы, и густой, вязкий прах рассыпался лавой по изничтоженной земле. Люди, стоящие возле причалов обратили на прибывших господ свои отчаянные глаза, и Скай чувствовал, как каждый направленный взор прожигает его тело изнутри, оставляя невидимые и нестираемые шрамы глубоко в душе. Не дожидаясь остальных, он поднялся со своего места, легко взобравшись по каменной лестнице. Те, кто стоял рядом, завидев его издалека, начали расступаться, словно если бы он был мессией или вернувшимся изгнанником. Кто-то опустился на колени в слезах, терзая ногтями грудь, располосовывая кожу до крови и мяса, кричал молитвенные тексты, поднимая бессильный лик к небу; кого-то охватывала дрожь, и боль от волнения вызывала приступ рвоты и грозного кашля; кто-то вцепился руками в его камзол, пачкая и загрязняя светлую и дорогую ткань, срывая пуговицы с кроя, и падая на колени перед его ногами, но он видел этих людей, не слышал голоса живых. Мертвые шептались у его ушей, он слышал их падший слог, видел их терзания за калиткою, разделявший разрушенный и цельный города. И они требовали его всего естества без остатка, желая поглотить и утопить в своем горестном и темном море мрака потустороннего мира.

— Скай, — выкрикнула Лира, пытаясь добраться до него через плотное столпотворение людей, но вокруг было слишком много толкающихся в помешательстве, стремящихся достичь передних рядов, откуда были видны вдалеке красные мантии служителей храмов, и доносился хоровой стройный псалом из детских уст. — Не ходи туда! — кричала девушка, протягивая руку, словно пытаясь незримо дотянуться до него, но он не отзывался на ее молящий вопль.

— Успокойся, девчонка, — предостерегающим и гневным шепотом сказал Александр, хватаясь за ее руку, и притягивая ближе к себе. — Здесь полно стражей и тех, кто ждет момента, чтобы незатейливо перерезать тебе горло, не боясь наказания вселенских судий. Если он в безумии пошел куда-то, — он оглянулся на ступающего по белесой мостовой юношу, посыпанной солью и белым песком, что был белее лунного света, — пусть идет.

— Но ведь…, - начала Лира, в приступе паники пытаясь освободиться из его неодолимой хватки.

— С ним все будет нормально, позаботься о себе хотя бы сейчас, — с еще большим усилием настаивал он, отводя ее в гущу толпы, скрываясь за спинами тех, кто в волнение пробирался вперед, толкая друг друга локтями и ногами. Они не замечали упавших под их жестокие стопы, которых топтали немощные ноги и деревянные сандалии, разбивая лица и ломая пальцы. И все они протягивали боязливые руки, чтобы получить благословение и спасение от своих возлюбленных глоссаторов, что ведали устами небесных богов. Они молили, чтобы великие владыки снизошли до их страданий, забрали боль, зиявшую черной пустотой в груди, вернули благость жизни, подарили чудо и веру в исцеление.

Скай подходил все ближе к запечатанным белым воротам, когда путь его преградили могучие стражники, закрыв дорогу перекрестными стальными топорами, широкие лезвия которых сверкали в свете отраженных лучей. Мужчины были одеты в черные доспехи, обтягивающие каждый мускул их дюжих и здоровых тел. Они были выше и плотнее его, гораздо шире в плечах, и одной физической силой могли раздавить его в стойком сжатии рук. Бороться против их каменных фигур сейчас в его состоянии, было равносильно самоубийству. И, тем не менее, он положил ладонь на один из топоров, и резкая боль пронзила кожу, заплетающейся косою проткнувшей тонкие нервы в пальцах, стремясь по рукам, и в черной ярости он опасно произнес:

— Пропустите.

Это было не просьба, а приказ, но и выражения их лиц, и холодные гарды, направленные ему в лицо, мысленно разрезая тело пополам, оставались неизменными. У них были одинаковые лица, единый цвет глаз, и даже голос одного был созвучен другому:

— Дальше прохода нет.

— Расступитесь, — вновь потребовал он, напирая на острие, но лишь больше раскроил себе руки в кровавых разводах и шрамах, тогда как небывало рослые воины не сдвинулись и не дрогнули под раскрывающимися ветряными крыльями, поднимающимися за его спиной.

— Приказы отдают здесь иные господа, — гласили они невозмутимым, благотишно-мертвенным тоном, и платиновые ящеры цеплялись острыми и перепончатыми лапами за края их накидок, обжигая металл доспехов огненной кожей. Сияли их белоснежные шипастые хвосты, свисающие со спин стражников, раздвигались шляпы капюшонов с резными толстыми иглами, сочащиеся голубым ядом, и пленительно сияли в лазурной огранке нефритовые глаза, когда они шипели на Ская, и из ноздрей вырывались всполохи дыма. Приоткрывали звери пасти свои, готовые в любой момент извергнуть пламя на поправшего спокойную обитель усопших.

— Я сказал в сторону! — закричал он и карминовые волны обрушились на льдинисто-опаловый мрамор моста, стекаясь кровью по парапету, ветер метался, пробиваясь сквозь прозрачные стены, вбиваясь ураганами, и расходились в небе златовласо-розовые туманы под стихийной силой. Дрожали разливы киноварных вод, закручиваясь в воронки, поднимаясь выше к иллюзорным барьерам восходя в вышину в поисках границы стен, но разбивались на части, опадая кровавым дождем в мутную рдяную влагу. На краю сознания его затеплился звон, мягкая трель китайских колокольчиков и звучная игра эрху, возносящая прославленный свет и чистоту, успокаивая его разгневанный и измученный рассудок. И не оглядываясь назад, чтобы увидеть подходящую все ближе процессию в одеяниях светлых, как полуденный свет, и женщин, чьи смычки плавно соприкасались со струнами, через музыку, доносимую ветром, он наблюдал за почтенным приходом блаженных наместников, что передавали устами небесную волю. Видел, как расходятся тончайшие и нежнейшие ткани, укрывающие в золотых паланкинах неопороченное скорбью красивое и молодое лицо мужчины. Волосы его были серебряными нитями, так луна грядой проходится над темным озером, отражаясь пологими тропами в цветении лотосов, в глазах его была умиротворенность и ласка. И на каждого кланяющегося перед ним он смотрел с такой невероятной заботой, преданной любовью, с коей смотрят на родное дитя. Одежда из великолепного сверкающего атласа обрамлялась широким золотым поясом, расшитым лилиями и восточными толстыми швами, и длинные волосы стекались ручьями по широким плечам. Каряя хна покрывала его руки узорчатыми рисунками из растений и чудотворных цветов, начиная затейливую историю о райском саде от кончиков пальцев и заканчиваясь кружевными переплетением линий и пятен на запястьях.