Евгения Кострова - Калейдоскоп вечности (СИ)

— Довольно, — спокойно произнес незнакомый голос, но в голове разнеслось многочисленное звенящее эхо, его правая кисть судорожно сжалась в кулак, чтобы не потянуться к вискам в молящем жесте, остановить трубящую свирель. Тряпичные тапочки, жилистые руки, обвисшие сутулые плечи — старик удивительно сохранился, пряча уродливую и немощную фигуру под балдахином, время изрядно треплет человеческое достоинство и красоту. Скай усмехнулся, почувствовав дребезжание в атмосфере, и посмотрел на стоящего напротив него человека. Вокруг юноши заплетались воздушные валы, сизо-изумрудные с отливом сирени перекатывания эфира и над форумом прогремели ударные скачки в форме диких снежных барсов с оскаленными клыками, готовых разорвать недоброжелателя. Шерсть на их загривках вздыбилась, и можно было расслышать естественный звериный рев, даже на мраморных столешницах показались крупные пробоины, но бесформенные существа никому не причинили вред, рассыпавшись стеклянными осколками прежде, чем успели наброситься на замирающую от ужаса жертву или занести изогнутые ледяные когти, разрезавшие на куски. Ветры рассеялись, и представитель одобряюще смотрел на слетающиеся со стен белоснежные искры. Кто-то уже отдавал ему дань уважения в традиционном поклоне, складывая вместе ладони и прикладывая их к челу, кто-то восхвалено улыбался, радуясь осуществившейся мечте — застать посланца неба наяву, но торжество уже началось задолго до этого, ведь каждый присутствующий уверовал в окончательной истине, что сможет побывать на Турнире, присутствовать в месте, где совершается история, где пишутся и трактуются чужие судьбы. Тапочки мягко скользили по выложенным плитам, и старик вошел в светящийся круг, засиявший ярче прежнего.

— Наказывать тебя за неуважение ко всем членам собрания я не стану, молодой герцог должен самолично осознать свой проступок, — учтиво сказал он, смотря юноше прямо в голубые зерцала, в которых еще не развеялась стихийная грозовая буря.

Скай не изменился в лице, все мысли сосредоточились на потустороннем объекте, вмешавшемся в его проектирование воздушных форм — вот так запросто расколотить все сложные структурные формулы, поглотить десятки обликов и в секунду сделать их зеркальной ветровой крошкой, развеявшейся в пространстве. Какой же нужно иметь изощренный ум, чтобы рассчитать все до мельчайших деталей. Ему казалось, что он смог передать даже боль, последовавшую за ударом, когда могучая лапа с замахом проведет от правого плеча до грудной клетки или клыкастую пасть, остроконечные резцы которой прокусывали черепушку, или запрыгивали всем телом, выбрасывая вперед железные когти. Длина, вес, обоняние, слух, вкус крови — он создавал лучшие образцы, невозможно изменить за мгновение столько вещей, сделав их своими. Но этот человек смог или он уже нечто больше, чем человек?

— Чем же неправильны мои деяния? Недавно за покушение ее жизни, я забрал жизнь другого человека. Я не знал его побуждений, но прекрасно понимал намерения — убить. Ему было абсолютно все равно, что случится с ним, в его мозгу укоренилась идея, что наследная принцесса должна быть мертвой. Мне плевать, что за грандиозные помысли и мысли кроются за грязными речами избранных здесь людей, если они позволяют себе в церемониальном зале открыто обсуждать наследницу Империи с пошлыми ухмылками. Кто дал вам позволение смотреть на нее? Я всего лишь исполняю свой долг, как сделал это, расщепив кости своего возможного соперника, покусившегося на мою невесту. Было бы несправедливо, если бы я не отплатил им равноценной монетой.

Скай ожидал всего, но только не такой ответной реакции — улыбки. Она не выражала ни свет, ни тьму, он радовался только одной ему известной истине. В его глазах было тепло и открытая, всемогущественная доброта, словно он познал все счастье мира и стал мудрейшим из всех живущих. И это пугало. Дышать стало трудно, он просто не мог сделать вдох, такое уже было однажды, в тот далекий день, когда ему читали его судьбу, провидица тоже улыбалась. Они знали что-то неподвластное разуму и здравой логике. Скай ненавидел этих людей, говорящих, как и зачем следует жить и почему стоит дышать, трактовали желания и диктовали чувства. Он сосредоточился на чужом веянии ветра и разрубил на части сквозняки, удерживающие его горло, и освободился. Скай отступил на шаг, делая глубокий вдох, не замечая, как по лицу скатывается пот от перенапряжения и, прихватывая кончиками пальцев горевшую кожу на шее, на которой наверняка останутся рубцы. Этот человек с головокружительным умением преображать ветер, заставил его забыться без намека на усталость. Если бы тот захотел, он был бы уже мертв. Но что более важно, он даже не пошевелил бы своим пальцем. Он просто бы смотрел на него с лучезарным, ангельским лицом, как непорочный ангел, прощаясь с грешником. Кто бы мог подумать, что представители стирают все воспоминания о реальности, подчиняя чужую силу. Скай не мог прекратить прерывистого дыхания, ему хотелось повалиться на колени и громко выкашлять весь спертый воздух, но он стоял, с невероятным усилием воли делая еле видимый вздох, доказывая другим, что его не застали врасплох — ничтожная гордость. Лучше страдать, чем быть уязвленным на виду высокопоставленных толстокожих вельмож.

— Ты прав, — спокойно произнес представитель, явно обрадовавшись, что его иллюзорную игрушку разрушили.

— Люди должны расплачиваться за свои поступки, но слова — это большее, — конец трости громко ударился об пол, — порой большее, чем поступки. И за звучанием его слов последовало невообразимое. Сморщившаяся кожа становилась мягкой и чистой от возрастных пятен, черты лица омолаживались, грубость времени сменилась ребяческой насмешкой подростка. Сухие волосы стали шелковистыми прядями, а вместо зеркальных туманных бурь пришла гроза. Темно-серые, глубоко посаженные глаза обрели четкость и точность видения ястреба; его кости окрепли, словно человек долгие годы был заточен в неприятной физической оболочке, ставшей для него непосильным бременем, и теперь можно без опаски раскрывать ладонь и крепко сжимать кулак, не боясь молниеносного болевого позыва суставов; исчезли выпирающие синие вены, спрятавшиеся за бархатной белизной кожи без единой шероховатости; багровые отеки, которые он прятал за черными штанинами, исчезли, и вернулась эта соблазнительная устойчивость без боли и судороги.

Теперь Скай не мог дышать от потрясения, перед ним стоял молодой и цветущий силой и бодростью юноша. Высокий и хорошо сложенный, но не крепкий. Великоватая ранее одежда стала впору, и рукава не прикрывали красивые руки с длинными изящными пальцами, а открывали их до самых запястий. Первое, что сделал незнакомец — поднял руку, стремительно взмахивая кистью в разные направления, сражаясь с фантомным противником, вспоминал классический китайский стиль боя, отличающейся грациозностью и неуловимостью движений. Прямой ладонью он прорезал воздух перед собой, и золотые украшения в его волосах зазвенели мелодичным ритмом.