Евгения Кострова - Калейдоскоп вечности (СИ)

Солнце было в зените, и казалось, что золотистый диск скользил среди морозно-белых облаков, и шум рыночных площадей старого города заглушал рев стихии ветра, срывающий снежные лавины с высоких гор. Служители подняли паланкин, быстро пересекая арочные ворота, уводящие прочь в узкие и малонаселенные улочки, где отставала от стен отсыхающая краска и сливались с растительностью когда-то знатные дома. Чай обжигал горло и согревал тело, но не исцелял душу. Его душа будет исцелена уже завтра, когда наступит новое столетие, открывающее иные границы будущего и представляющее небывалых людей, которые изменят этот мир навсегда, дав начало новой эпохе. С того момента, все изменится окончательно. И перемены, которых он не ожидал увидеть уже никогда, наконец-то наступят. Когда-то давно, подобное происходило с человечеством, незнающим мощи стихий и силы мыслей, жажды и алчной жадности власти, теперь все повторяется. Истории свойственно приходить вновь в обновленном амплуа, но повторяться с той же трактовкой событий. В чай окунулся красный лепесток, похожий на тонкий и изящный изгиб лепестка дерева сакуры, но то было другое древо. И если оглянуться по сторонам, то можно увидеть древесные дома, плотно лепящиеся друг к другу, усеянные сплошь и рядом покрывалом из алых лепестков. И будто сама земля плакала в этих местах. Дорога, выложенная когда-то ровной плиткой, расходилась, образуя бугры и длинные трещины, и вела к садам, засаженными деревьями, на ветках которых распускались великолепные багряные цветы, так похожие на горячую кровь, струящуюся по жилам. И солнечный свет освещал разрушенные часовенки и храмы, и провожал путников к высоким ступеням, уходящим к вершинам гор.

Его слуги шли по мерзлой дороге, ступни ног раскраснелись от длительных переходов, но лица оставались бесстрастными, словно делая каждый шаг, те не ощущали острой боли от ссадин и болезненных мозолей, которые стреляли колкой и резкой струной по нервам при соприкосновении с грубой и жесткой землей. Когда же они подобрались к концу аллеи, аркой упругих и гибких ветвей прикрывающих небо, перед ними возник длинный лестничный подъем, достигающий дворцовых стен, стоящих на самом возвышении. Толстые колонны придерживали целый архитектурный комплекс прямоугольной формы, занимающий площадь равную половине Шанхая, а внутри ряды богато расписанных построек — храмов и молитвенных башен со свитками, хранящие знания о религии и научные открытия, догмы и легенды, не утерявшие ценности до настоящего времени и таящие в себе частицу правды, собранные со всего мира в течение долгих лет. Залы посвящения, которые украшали свыше десяти тысяч мастеров, высеченные памятники двенадцати Рефери, гордо восседающих на своих божественных престолах, и возле каждого из них стоял божественный зверь — символ их непобедимости и могущественности, а были и такие места, где можно было проходить только по специально обустроенным помостам, смотря на полную реконструкцию трех Империй с точным отображением цветочной резьбы по имперским домам, и стремящихся к верху острых шпилей британских зажиточных домов. Были и в этой небесной обители и склепы, и темницы, где до сих пор пленились герои прошлых времен. И первый представитель знал историю каждого из них, их судьбу и их конец. Новое столетие приносило с собой имена бравых храбрецов и страстных возлюбленных, встречающихся на поле битвы. Незнающие настоящих имен те влюблялись, а потом отчаянно ненавидели, узнавая на арене символику враждующей страны. Почему две Империи так стремились подавить друг друга? Из чего родился гнев, и появилась семя тьмы во всех отпрысках обеих знатных фамилий? Отчего не рождались счастливые концы? Обстоятельства, долг или принципы? Представитель остановился возле сверкающих белых дверей, но пройти внутрь невозможно — нет, ни ручек, ни ключей, способных отворить и впустить посетителя в пустой зал, ни замков и прорезей, и любой другой посчитал бы это обычной стеной, выделяющийся на фоне остального балконного периметра витиеватыми лозами гибискуса. И только некоторые знают, что внутри не только пустое пространство, а еще и темница для одного из британских царевичей, спящего мертвым сном. И великий князь более не проснется, сила воли того слишком слаба, чтобы протиснуться сквозь сладостное и безмятежное забвение, нежели распахнуть глаза и встретиться с жестоким настоящим.

Внезапно представитель остановился, остолбенев от мимолетной боли в груди, отдавшейся во всем теле, отчего губы его судорожно выдохнули воздух, и на краткий миг, на лице его отобразился кошмар. Он подошел к краю балкона, медленно и неуверенно с застывшими глазами, движения были скованны, словно под давлением чьей-то силы тело не могло двигаться вперед. Глаза его смотрели сквозь скопище дымчатых облаков далеко вниз, сквозь густую красную лиственницу и мелкие трещины на карнизах с раскрывающими пастями драконов, через худые древесные постройки и многолюдные улицы, смех детей, отзывающийся звонкой и радостной трелью в ушах и прыжком мелкой рыбешке в пруду, собравшей вихрь мелких блестящих крупинок воды вокруг своей серебристой чешуи, еще дальше вглубь земли, где в темноте подземных переходов читались слова забытого языка, и под палящим столбом света испепелялась кожа, скованного в цепях человекообразного существа. От долговязой и худощавой обнаженной фигуры исходила вонь, и зловонье становилось сильнее после каждого лопающегося жидкого пузыря на серо-бледной коже без волос, от которой шла густая завеса пепельного дыма. Оно выло, моля о пощаде и содрогалось от конвульсий, отбрасывая голову назад и выпячивая острые резцы, как у ядовитого змея, распахивая в исступлении красные глаза с узкой черной полосой посередине. Лицо покрывалось испариной и тлело в губительных лучах, падающих из квадратного голубого окна, и когда голос его от адских стонов охрип до состояния кровавых глотков из порванных гланд, сухие и потрескавшиеся губы лепетали бессвязный бред.

— Мне жаль, что тебе приходится страдать уже сейчас, подвергаясь таким изнурительным пыткам, — молвил мастер, очищая от голубой крови серебряное лезвие кинжала, — но время это непозволительная роскошь, и растрачивать его впустую я не собираюсь. И если жертвы, которые я принесу сегодня ночью во благо общей цели, принесут свои плоды, то чего сожалеть об утраченном счастье, если завтра может наступить еще более прекрасное будущее. С этими словами он занес клинок над головой, с размаху протыкая кисть руки, и из глубокой кровоточащей раны тут же полилась густая кровь, то расплескиваясь по стенам, то лиясь толстыми струями, растекаясь по каменным половицам. Существо замерло, все еще сгорая на солнечном свете, но смертельный и угасающий крик его прекратился. Голова наклонилась к полу, к подтекающей в его сторону багряной реке, и оно высунуло длинный язык, пробуя соленый и пряный букет лучшего из напитков.