Георгий Паксютов - Что мне приснится

- К нам кто-то приближается.

Я едва не поперхнулся. Орест говорил серьезно, и не было смысла спрашивать, откуда он это знал. Понимая, что он имеет ввиду, я все-таки спросил:

- По дороге? Кто это?

Орест ответил только:

- Из леса.

Остатки сонливости слетели, и я тревожно вгляделся в теряющиеся в темноте деревья.

- Сколько? И почему ты не разбудил Константина и остальных?

- Достаточно. Десятка два, скоро будут здесь. Но это еще не все.

Я оглянулся на Ореста.

- У меня есть основания полагать, что четверо из охраны -- предатели, лазутчики банды.

Я невольно схватился за рукоять меча. Конечно, удивляло, что Орест говорит о своих подозрениях только сейчас, но раз говорит -- значит, у него действительно есть для этого основания. В конце концов, он еще ни разу не ошибался. Я заглянул Оресту в глаза:

- Что делать?

Несколько мгновений Орест как будто подбирал слова.

- Если во время нападения предатели ударят в спину, то здесь погибнут все -- кроме нас двоих. Я могу убить многих, но мне для этого нужно время. Если сейчас всех разбудить, то у меня не будет никаких доказательств их вины, и на меня падет большее подозрение -- не говоря о том, как бы я вообще узнал о предстоящем нападении. Наконец, можно было бы бесшумно прикончить всех четверых во сне, но сейчас твое дежурство, и как мы объясним их трупы... В общем, каждое из этих трех решений нарушает наши планы.

Меня покоробило то, с какой легкостью Орест говорит о том, чтобы спящими убить четырех людей, в чей виновности, как я понял, он и сам не был до конца уверен. Человеческие жизни для него ничего не значат, и он думает только о том, чтобы его планы не нарушались... Однако надо было принимать решения, и я не видел никакого выхода, кроме как будить всех и надеяться на удачу.

В отличие от меня, Орест видел. Когда я встал, чтобы подойти к Константину с предупреждением, он задержал меня, положив руку на мое плечо.

- Остается еще один вариант, который вероятнее всего может разрешить проблему. Мы выйдем навстречу банде и остановим ее сами.

Я посмотрел на него, не веря своим ушам. Двое против двадцати? Орест, может, не боится ничего, но я в этой темноте даже не увижу никого, не говоря о том, чтобы сражаться против настолько превосходящего числом противника.

Орест как-то странно посмотрел на меня в ответ.

- Если ты опасаешься за свою жизнь, я могу пойти один. Времени остается мало.

Я сразу ощутил стыд. Мы с Орестом уже прошли через полные нежити Стигийские болота, опасность куда большую, чем шайка разбойников. Орест тогда был нашим лидером, и, следуя за ним, мы прошли до сердца топи и обратно. Сейчас, как и всегда, он был готов спасти меня и весь отряд -- если бы не он, о приближении разбойников мы узнали бы тогда, когда они уже врывались бы в наш лагерь.

Я извлек меч из ножен и сказал Оресту:

- Я пойду вместе с тобой.

Без промедления мы направились в лес. Я следовал за Орестом, который в темноте следовал туда, куда считал нужным. В предвкушении битвы сладкая дрожь прошла по моему телу, и теперь я сам не понимал, почему колебался с ответом. Даже караван, который оставался за моей спиной, сделался мне безразличен. Я шел в бой ради себя, как и всегда. Орест впереди меня уже перешел на бег, держа свои мечи наперевес, и я подумал, что на его лице сейчас наверняка улыбка. Только после этого я осознал, что улыбаюсь и сам.

Орест впереди -- я едва мог различить его фигуру -- рубанул мечом, и раздался короткий вопль. Чаща тут же наполнилась криками и руганью. Разбойники шли между деревьев, не зажигая факелов, на некотором расстоянии друг от друга. Поняв, что их встречают вооруженные противники, они суетливо пытались собраться вместе. Темнота им тоже не была на руку.

Из темноты вынырнул бегущий человек, не замечавший меня; я рванулся ему наперерез и мощно ударил его, не ожидавшего нападения, мечом наискосок. Удар оказался так силен, что развалил разбойника напополам от плеча до бедра, моя же рука вспыхнула болью -- видимо, я получил растяжение. Новый меч оказался удивительно хорош, но начало боя все-таки сложилось не очень удачно. Скрипнув зубами, я перекинул меч в левую руку.

В темноте впереди за одним воплем боли и ужаса последовал второй, третий. Там Орест играл в свою любимую кровавую игру. Интересно, доносятся ли эти крики до каравана?

Мне почудилось легкое движение буквально в паре шагов от меня, и я наудачу прыгнул туда, рубанув мечом. Горячая кровь брызнула на мое лицо, попав в глаза, которые в этой темноте все равно были почти бесполезны. Должно быть, этот разбойник хотел подобраться ко мне неожиданным, и ему не повезло.

Я всматривался в темноту, тщетно пытаясь понять, что происходит и где враги. Разбойники, наверное, все еще пытались сгруппироваться, а Орест ходил между ними и убивал их. Я побежал туда, откуда, как мне показалось, доносились крики, но это был не самый надежный ориентир. Приходилось прикладывать усилия, чтобы в темноте хотя бы не врезаться в дерево. Этого мне удалось избежать, но не того, чтобы врезаться в человека. В один момент я на бегу влетел в неожиданно оказавшегося на пути разбойника, который, по счастью, тоже не заметил моего приближения в темноте. В последнюю долю секунды я успел с короткого замаха полоснуть его мечом, удар пришелся в бок. Столкновение было таким сильным, что мы оба отлетели в разные стороны, и вот тут мне не повезло. При падении я получил очень сильный удар по затылку -- видимо, неудачно упал на толстый корень дерева. Я явственно услышал внутри своей головы громкий треск, а на затылке почувствовалась теплая кровь, потекшая из рассеченного места. Я в ступоре моргал глазами, не понимая, не ослеп ли я. А потом какая-то тяжесть навалилась на мое тело, и в темноте я, ошеломленный ударом, увидел нечеткие очертания человека с искаженным ненавистью лицом.

Предельным напряжением воли я преодолел, по крайней мере временно, вызванное ударом искажение чувств. Надо мной нависал тот самый разбойник, с которым я столкнулся в темноте. Должно быть, в падении он выронил свое оружие -- его руки были пусты. Едва я подумал об этом, как своей левой рукой разбойник сжал мое горло.

Всей своей массой он придавливал меня к земле. Из-за полученного удара я был слаб, а ему неожиданность позволила получить выигрышную позицию. Сбросить его с себя не было никаких шансов, я и руками с трудом мог пошевельнуть. Очень хотелось вдохнуть воздуха, и я в отупении попытался это сделать, но только ощутил, как изо рта вываливается почему-то отяжелевший язык.

Лицо разбойника -- сейчас я видел только его -- сделалось самодовольным. Наверное, он решил, что убьет меня. Что ж, у него есть основания так думать, но и мне очень не хотелось проигрывать.