Варвара Шихарева - Леовичка

— Я ведь знаю, что ты здесь, Ирко. Ни к чему прятаться…

Невидимый, но ясно ощущаемый мною наблюдатель после таких слов затаился и притих на несколько мгновений, но потом подлесок затрещал и из переплетения ветвей и жёлтой листвы показалась медвежья морда. Мали удивлённо хлопнула глазёнками, но, к счастью, не издала ни звука, а огромный медведь, выбравшись из подлеска, медленно подошёл ко мне. Виновато опустив голову, принялся обнюхивать мою руку… Я вздохнула.

— Ирко, Ирко… Ну разве можно так?! Я ночами не сплю — гадаю, где ты и что с тобой… Мали тоскует, а ты прячешься, точно мы с дочкой враги тебе!

Медведь шумно засопел и, улегшись рядом, положил тяжёлую голову мне на колени. Устроившаяся у меня под боком дочка восхищённо пискнула и, протянув руку, коснулась ручонкой косматой морды. Ирко вздохнул и прикрыл глаза, а я, оглаживая его густую шерсть, ещё долго рассказывала ему о том, как тоскую о нём и переживаю за него…

С этого дня наши встречи стали чаще — Ирко перестал таиться и выходил ко мне по первому зову, да и поблизости от сруба я стала находить отпечатки медвежьих лап. Ирко словно бы вменил себе в обязанность дозор за домом… Вот только моя радость от долгожданной встречи почти сразу же померкла, сменившись привычной тревогой. Время было упущено, и о путешествии в Скрул можно было даже не думать до весны, а когда я помянула об укрытии в Дельконе, Ирко лишь сердито заворчал и отвернулся…

Осень тем временем всё больше вступала в свои права: дни становились короче, ночи — всё холоднее… Я стала уговаривать Ирко вернуться в дом или хотя бы устроить себе лёжку в одном из сараев, но он, видно так и не позабыв о визите Лушека, лишь отрицательно мотал головой. И это было скверно, поскольку чем ближе подступала зима, тем больше становилось ясно, что Ирко оставался человеком в звериной шкуре. На грибах и ягодах он сильно отощал, а взяв на себя охрану меня и Мали, порою совершенно забывал о еде, вот только не нагулявшему жир медведю зиму просто не перенести!

Пытаясь хоть как-то выправить состояние Ирко, я варила для него человеческую еду и выносила её за дом. Выставляла на полянке. При мне Ирко никогда не подходил к большущим, вмещающим в себя едва ли не полведра мискам, но стоило мне уйти хотя бы на час, как потом я обнаруживала их пустыми. Сладкие и мясные каши вкупе с наваристыми похлёбками уже вскоре принесли свою пользу — бока у Ирко стали глаже, но мне всё чаще хотелось выть от отчаяния. Мой муж был надёжно и крепко заперт в медвежьем обличье, а я ничем не могла ему помочь, кроме еды…

Хотя я старалась при Ирко не показывать своё душевное состояние, он всё равно догадался о моей грусти — во время наших лесных свиданий он то пытался лизнуть меня в лицо, то, положив голову мне на колени, ворчал что-то успокоительное. Но эти ласки лишь ещё больше растравливали мне душу, и я, оглаживая голову дремлющего подле меня бэра, с трудом сдерживала готовые закапать на его бурый мех слёзы…

Бабье лето в том году отгорело, едва начавшись, а последовавшие за ним дни оказались промозглыми и холодными. Вместе с сыростью и холодами пришли и привычные болезни — как-то днём ко мне в дом постучался старший сын Марека и попросил навестить приболевшую мать. На вопрос, как именно она занемогла, мальчишка ответил, что ему сказали передать, что хвороба похожа на ту, что была два лета назад, и я против воли усмехнулась. Перла иногда впадала в такую стыдливую скромность, какой и за иными девушками не заметишь, и этим разительно отличалась от Марека, никогда не лезущего за крепким словцом в карман!.. Хорошо ещё, что обычные хвори Перлы были мне известны, и я, заверив мальчонку, что приду в самом скором времени, стала собирать необходимые травы. Покончив с травами, быстро вынесла за дом уже приготовленную для Ирко еду и, потеплее укутав Мали, отправилась в Поляну…

Первые же слова Перлы, рассказывающей о признаках хвори, убедили меня в том, что я угадала верно: жена Марека, досматривая скотину, подзабыла о себе и опять схлопотала воспаление мочевого пузыря. Оставив Мали играть с детьми Перлы, я сама заварила отвар из брусничных листов, алтея и пижмы и, оставив его настаиваться в тёплой печке, вернулась к Перле. Заняла её разговором, погладила по руке — моих сил не хватило бы на излечение, но дать крошку-другую силы и немного унять боли и рези внизу живота я вполне могла…

Нашу беседу прервал шум на улице — конский топот, лай, повелительные выкрики… Я метнулась к окну и рассмотрела богато одетых всадников на породистых конях, успокаивающих срывающихся с поводков собак псарей, множество пеших слуг…

— Что там? — спросила с лавки Перла, которую доносящийся с улицы шум потревожил не меньше моего.

— На охоту Владетеля похоже… — ответила я ей, усиленно гадая, какая беда привела к нам хозяина этих земель с товарищами. Насколько я знала, местная знать предпочитала для охоты другую часть леса — за всю свою жизнь в Поляне я лишь несколько раз слышала доносящийся издалека звук рогов…

— Это плохо… — Перла неловко повернулась на лавке, вздохнула. — Будут гулять да веселиться, а нам от этого одни слёзы…

— Да… — согласилась я, но мысли мои были уже не в этой хате. Где мой Ирко? Успел ли спрятаться?.. Или травля начнётся лишь завтра?..

Дрожащими пальцами я убрала с лица выбившуюся из косы прядь и постаралась сказать как можно более спокойно:

— Пусть Мали здесь побудет, а я схожу к колодцу да узнаю, надолго ли к нам это лихо…

За всю свою жизнь в Поляне никогда я не видела такого скопления народу. В один миг на сельской площади стало тесно и пёстро от спешившихся охотников, передавших слугам жеребцов, псарей, иной челяди, несущей на себе снаряжение для лова и ведущей под уздцы гружённых добычею коней… Сельчане стояли осторонь — настороженные и молчаливые, а староста, поминутно кланяясь настолько низко, насколько позволяло немалое брюшко, внимал стоящему перед ним Владетелю.

— Протри столы и лавки да выставляй всё хмельное, что сыщешь в своих закромах! Я с товарищами собираюсь славно отдохнуть и повеселиться!.. Людей моих распредели по дворам, да смотри, чтоб и они тоже ни в чём не знали отказа!

На последних словах Владетель чуть повысил голос и выразительно постучал нагайкой по расшитому затейливыми узорами голенищу своего высокого сапога, и староста тут же чуть не бухнулся ему в ноги.

— Всё сделаем как надо… Столы уже накрыты! Не извольте беспокоиться!

— Что ж, старый плут, вот сейчас и оценим твоё гостеприимство! — При этих словах Владетель обернулся и, окинув площадь быстрым взглядом, направился в дом. За ним последовали и другие охотники, а я, задумавшись, нахмурила брови: худое лицо Владетеля в обрамлении белобрысых, похожих на солому волос, да и сама его манера лихо заламывать шапку с меховой опушкой и тремя длинными фазаньими перьями показались мне смутно знакомыми…