Александр Забусов - Кривич

— В-ву-уй! — от боли взвыл печенежский воин.

Глаза тут же нашли ухмылявшегося обидчика.

— Де-ерт! — визгливо завопил как резанный, привлекая внимание соплеменников. — Чу!

Пустив лошадь с места в карьер, всадник на ходу выхватил из ножен саблю. Лошадь в три прыжка преодолела расстояние до обидчика и встала свечей на задних ногах. Взмах сабли, метясь снести голову с плечь глупому урусу…

— Г-гых!

…и в последнее мгновенье раб выставил впереди себя звенья цепи, растянув зажал их с обеих сторон в кулаки. Дзинь-нь! Плохое железо столкнулось со сталью боевого клинка, звено развалилось на две половины, освобождая от себя заклепанные на запястьях браслеты.

— Атас! — изрыгнул из себя клич, наверное, понятый всеми стоявшими рядом. Сам поднырнул под конскую тушу. Чисто на автомате, за левую руку сдернул с лошади всадника, умело свернул ему шейные позвонки. Не раздумывая, запрыгнул в седло без стремян, разобрал повод. Лошадь почувствовала на себе чужака, сразу не поддалась, сделала попытку куснуть нахала, но отведав кулак на крепких зубах, скакнула в сторону зарослей, а пройдя через них, чухнула с берега в реку.

Река приняв его в свое лоно, словно мачеха пасынка обволокла тело холодными объятиями. Вынырнув вместе с лошадью, преодолевая течение соскользнул с седла, стараясь не перегрузить животное, уцепился за жесткие волосы длинной гривы, поводом подправляя направление, куда нужно плыть. Оглянулся. От берега оторвались. Показалось, что кто-то из таких же как он сам горемык нырнул в воду. Эх, ему бы только к противоположному берегу добраться, а там посмотрим… Нет, в рабство он больше не хочет! Нахлебался, по самое не могу. Хватит! Бляха-муха! Бережок-то высоковат, не в пример тому, с которого сиганул в речку! Да и крутоват. Облом-с! Хрена с два так запросто выскочишь!

Противоположный берег действительно был крутым и высоким. Широкая полоса рыжих стрел прошлогоднего высохшего камыша перед кручами, уже ощутимо позеленела новой порослью. По водной глади с бултыханьем забили стрелы. Снова оглянулся. Выстроившись в шеренгу, с берега по нему пускали стрелы с десяток степняков. Его лошадь, преодолевая водную преграду, жалобно ржала. Держись родная, остались сущие пустяки! Кучно метали, гады. Быстро же они успели окуклиться, нет бы, еще хотя бы минуты три му-му потрогать! Спасало только неравномерная скорость течения реки в этом месте, да широкая спина лошади, в теле которой торчало три оперенных стрелы.

— А-а! Кхе-кхе!

Огромная сила оторвала от гривы животного, бросила его на мелководье, потом вдруг протащив, погрузила с головой в омут, закрутила в водовороте, пришпилила к самому дну. Странно, он ни на минуту не паниковал, словно в подкорку его мозга были вбиты знания, а в тело навыки поведения. Оттолкнувшись ступнями от дна, пружиной скакнул в сторону, вырвавшись из природной ловушки, выплыл к поверхности.

— Кхе-кхе!

Прошел средний порог. У самой стены камыша глаза наткнулись на теперь уже его лошадь, судя по всему ступившую на мелководье, его же легкое тело течением протащило мимо. К берегу, к берегу, экономно, саженками. Вот уже ноги нащупали мягкое дно. Двинулся вдоль камышей по речной воде, а через какое-то время свернул в рукав речушки, примкнувший к основному руслу Донца, поросший труднопроходимой порослью, составлявшей старицу. Распугал уток и другую пернатую живность, ломая сушняк выбрался на берег, тяжело дыша, растянулся всем телом на прибрежном грунте.

Вот вам с-суки степные! Поднял дрожащую руку, сжатую в кулак с оттопыренным средним пальцем. Попробуйте теперь взять его!

Лежал. Отдыхал не думая ни о чем. Если б не холод, точно уснул бы. Чувство опасности под сердцем, заставило пересилить себя и подняться. Расслабляться рано. Ведь с самого начала всей этой кутерьмы, чуял, что чужой он в этом мире. Ну, хоть на куски режь — чужой.

Делать-то, что? Поразмыслил. Лошадь нужно разыскать, тут она где-то.

Неспешным шагом прошел по самой кромке воды к основному руслу реки, из потайных шхер своей памяти выуживая схожесть внешнего мира, с его внутренним. Деревья здесь, кстати, были все больше лиственных пород: липа, ясень, вяз, росли дубы, а над самым берегом в одном месте, ива положила свои ветви прямо на стрелы камыша. Но ведь все свое, все родное! Блин! О чем он еще думает, если даже имя свое вспомнить не может?

Лошадь он разыскал. Животина издохла, туша лежала у самого берега. Столбом простояв какое-то время над трупом, спохватился, лошадь назад не воротишь, значит выбираться придется пехом.

Та-ак, что там у него имеется? Стащив с крупа переметные сумки, аркан с крюка на седле, сняв уздечку, в кулацком хозяйстве сгодится все, уселся неподалеку провести блиц ревизию. Не густо, но хоть что-то. В сумках нашлись размокшие от воды лепешки, а в матерчатом мешочке тонкие полоски вяленого мяса, судя по цвету — конина. При виде еды, желудок стал бурчать и дал отмашку на выделение слюны во рту. Старый провокатор! Успеешь нажраться, сначала дело. Так. О-о, повезло — нож! Свинорез приличных размеров, с деревянной рукояткой в кожаных ножнах пришелся по руке. На душе потеплело. Оружие в такой жопе, куда его привезли, это первое дело. Оружие — это жизнь! От удовольствия не удержался и прокрутил рукой нож, чередуя боевые положения хватов и отмашек, перебросил в другую руку и снова прокрутил. Мышечная память работала как часы. А-атлично! То, что доктор прописал! Дальше. А дальше у хозяйственного степняка обнаружились кожаные штанцы. Широкие, но коротковатые для наследника. Глянул на свои порты и понял, что пора рванье заменить. Рубаха. Чистая! И рубаха сойдет! Здесь они молодцы, им размеры не указ, штампуют видать по единому лекалу. Что еще? Дальше пошла мелочевка: с десяток наконечников для стрел, что-то похожее на причендалы для рыбной ловли, и скорее всего, устройство дикарей каменного века для добычи огня, другого назначения этой хрени он придумать не смог. Все! Другой подсумок был наполовину наполнен подмокшим овсом. Сгодится, если жрать захочет, а нечего!

Стараясь потреблять пищу неторопливо, он оприходовал сразу две хлебных лепешки, на вкус пресные и совершенно не соленые. Зубами рвал и пережевывал полоски конины. Эти были повкусней, но тоже без соли. Что у них тут, соль за белую смерть считают?

Насытился, сменил одежду. Подпоясавшись уздой, навесил на боку ножны с тесаком. Тонкую бухту аркана пропустил через голову и одну руку, прикинул по ощущениям, не стесняет ли движений. Вроде бы нормалек. Сунул мелочевку в подсумок с ячменем, не оборачиваясь, двинулся в сторону старицы. Пора было возвращаться хотя бы к людям одного с ним языкового племени.