Александр Забусов - Кривич

На самом верху кургана склонился над телом умершего и молился степному богу будущий преемник полномочий, старший внук Хазарата, Ашин. Чуть ниже стояли в молчаливом спокойствии лучшие мужи. Опытные воины, они к последнему одру господича пришли одетыми в кольчуги и шлемы, некоторые с маской для защиты лица. Богатый у них род!

Наконец-то сигналы подаваемые Журом заметил Сабаш, родич, в сотню которого входил Жур. Отмахнулся, мол, не вовремя окликаешь.

Ашин поднялся на ноги и кивком головы дал разрешение проститься с дедом главам родов. Плач и стенания женщин стали на пару тонов громче. Все шло к кульминации действа. Вот и главы родов подвинулись в сторону, и на их место встали профессионалы обряда — вышли шаманы. Перекрывая женский плач, звеня бубенцами, нашитыми на одежду, завели свою заунывную песнь, отбивая ритм в размалеванные бубны. Под эту песнь, умершего спустили в могилу и стали поверх него сноровисто устраивать на раму доски, плахи пола верхнего этажа погребения.

— Подводите! — махнул рукой старший из них, Куртул.

Людской круг расступился, и на бугор завели боевого коня кошевого. Конь под дорогим седлом, сбруя с серебром, чепрак из цветистой мягкой ткани, косит тревожным глазом на разверзшуюся могилу, на месте перебирает копытами грунт под собою.

— Ближе! — снова командует шаман, и воин подает жеребца к нему.

Один расчетливый и ловкий удар острого клинка куда-то в область шеи, и конь становится вялым и безразличным к своей судьбе. Кровь толчками, струей вырывается в могилу. Вот он припал на передние ноги. Восемь помощников на арканах опускают жеребца на доски сверху покрывшие умершего.

— Собрать в дорогу вождя! — распоряжается Куртул.

Влезшие на помост первого яруса могилы двое воинов, принимают и укладывают на дерево колчан со стрелами, саблю, лук. Оборонительные доспехи — шлем с полумаской и кольчугу, уложили рядом с кошельками монет.

— Прощайтесь! — громогласно объявил всем старший шаман.

К вершине кургана потянулась цепочка людей. Теперь никто не плакал, не стенал, лишь почти без остановки проходя мимо открытой могилы, каждый, будь то старуха, воин или ребенок, высыпали вниз землю из наполненных нею шапок. Яма стала быстро наполняться землей.

Вместе со всеми протиснулся к могиле и Жур. Опорожнив шапку, наконец-то смог пробраться к сотнику. Зашептав на ухо, слил всю информацию о приплывших по реке урусах.

— Откуда приплыли? — спросил Сабаш.

— По разговорам, которые смог разобрать из кустов, так вроде бы из Хурса. Пять больших челнов, но думаю, что судовой рати мало. Живой товар на продажу везут, а в одну из таких лодок можно разместить не больше четырех десятков людей. А ведь еще и обычный товар.

— Ладно, стой пока здесь. Ожидай.

Могилу засыпали полностью, слегка приподняв ее вершину на тройку локтей вверх. Каменную статую, дюжие молодцы при помощи лошадей и кожаных постромов, втащили на вершину, подняв за один край и уперев другой, всунули низ в оставленную не засыпанной нишу в самом центре погребения. Оборотили ее держащую в одной руке чашу, в другой меч, лицом к востоку, засыпали землей и утрамбовали подножье.

— Мы проводили тебя, владетель малой орды Хазарат, в заоблачную страну населенную нашими предками! — подняв голову к небу, срываясь на крик с неврастеническими нотками в голосе, обратился шаман к душе усопшего. — Отныне и навечно поставленный над твоим прахом балбал будет озирать великую степь в урочище твоего рода. Охранять его от незваных гостей! Пусть всякий рожденный в печенежском племени, поднявшись на курган в котором ты отныне спишь, сгибаются вдвое перед балбалом. Всадник, который подгонит к нему коня, положит к подножью стрелу из колчана в твою честь. А пастух, который заведет на курган стадо, опустит перед каменным изваянием овцу!

Куртул оглянулся, кивнув своим помощникам, и один из них, Нохай, подвел к старшему, стоявшему напротив статуи, маленькую девочку-славянку, лет шести. Ребенок доверчиво и безбоязненно вложил ладошку в ладонь доброго дедушки. Колдун поставил девчонку перед собой.

— Прими от нас кровь невинного существа! — провозгласил Куртул.

Тонкое острое лезвие перечеркнуло шейку ребенка, вторая рука приподняла его подбородок, и горячая детская кровь окропила каменное изваяние. Мертвого ребенка уложили к подножью статуи.

— Гу-ух! — разнесся одобрительный возглас степного народа.

Они исполнили все свои обязательства перед умершим, и теперь его дух будет хранить рода орды.

— Подвести коня господичу! — послышался голос Сабаша. — Старейшин и сотников, молодой князь будет ожидать в своем шатре. Поторопитесь! Жур едешь вместе с нами. Остальным возвращаться в аил!

Шатер вождя едва вместил всех приглашенных для обсуждения сложившейся ситуации людей. Молодой господич на почетном месте восседал на слоями уложенном войлоке. Старейшины родов, сотники, шаманы и умудренные воинские мужи сидели у стен и стояли в проходе. Ашин дал всем возможность выслушать рассказ Жура.

— Жур, можешь идти, и не забудь держать свой рот на замке, — велел пастуху, а дождавшись, когда тот выйдет, орлиным взором лидера стаи, обронил вопрос. — Что скажут мудрейшие?

Мудрейшие молчали. Мудрейшие думали. И было о чем призадуматься. Хазарат был стар, мудр и хитер. В отличие от заступившего на его место двадцатилетнего внука, он не стал бы по такому поводу собирать весь курултай. По-тихому увел бы в ночь сотню воинов и решил бы все дело к утру, но теперь поздно жалеть об ушедшем в страну предков князю. Повисшее молчание нарушил сам Ашин:

— О чем так задумался, Буре?

Седой старец, ровесник прежнего хозяина малой орды, провел пятерней по своей щеке, погладил клиновидную бороду. Выцветшие блеклые глаза встретились с голубыми глазами нового хозяина стойбища. Прокашлявшись, он ответил:

— Я думаю, бог неба Кок Тенгри отнесется благосклонно, если проходящих через Великую Степь чужаков настигнет стая волков, но что скажет великий князь орды Шарукан, если до его ушей вдруг дойдет слух об убийстве купцов? Все знают, как болезненно он относится к таким делам. Нельзя рушить торговлю на торговых путях.

— Ты, Яшлав?

— Я разделяю мысли Буре. Если проделать все продуманно и скрытно, то никто и не вспомнит о купцах, даже если и видел их на реке.

— Ты?

— Воинов у урусов мало. По словам Жура их, примерно пять десятков, да судовой команды может быть столько же. Рабов считать будем потом, они в цепях и на сторону купцов не станут, знают, кто бы ни победил, судьба для них останется прежней. Думаю, достаточно будет двух сотен воинов.

— Ты, Мангыт?

— Уходить надо в ночь. Засаду учинять за порогами. Там, правда, река широка, но купцы, везущие на продажу рабов, проведут их по берегу, а чтоб забрать, пристанут, частично вытянут лодки на берег. Вот в это время из кустов и посечь стрелами всех.