Александр Забусов - Кривич

— Добро, старинушка. За то, тебе великое спасибо, — и уже обратился к своим младшим командирам. — Дождетесь сельчан, устройте людей поживее, не тяните кота за все подробности. Дайте людям и лошадям, как следует отдохнуть. После Рыбного покой нам будет только сниться и то короткими урывками. Люда, проследи тут за всем, а я к реке прогуляюсь. Завтра дружину до зари поднимем и в путь.

— Когда ждать-то тебя, батюшка Олекса, — задал резонный вопрос хозяин.

— А к ужину и жди. Сполоснусь и приду.

— Ты б поостерегся, водяник у нас иногда балует. Да и вода еще холодная.

— Вода в заводях уже прогревается хорошо. А с водяником вашим как-нибудь поладим, если встретимся.

— Боги, да не оставят тебя в трудный час.

Сашка усмехнулся в усы, перебросил вышитый рушник через плечо, направился по деревенской улице в сторону реки, шаркая ногами, обутыми в высокие, выше колен, кожаные поршни, по плотному утоптанному песку кое-где поросшему ползущим спорышем. Шел, разглядывая как возле деревенских изб располагались квартировать его бойцы. Услыхав топот ног за спиной, оглянулся. Сотника догонял юный нурман Эйрик, приказом Монзырева взятый Горбылем на воспитание. Запыхавшись, подбежал к Сашке.

— Батька, я с тобой! Можно?

— А чего ж, идем, коли охота поплескаться имеется.

Кивнув головой, немногословный парнишка приноровился к Сашкиному шагу, пошел, сопровождая своего воспитателя, незначительно приотстав от него, левой рукой придерживая саблю у бедра. Местные жители, встреченные по пути, приветливо кланялись, многие приглашали зайти в гости. Уже у большинства изб кипела работа, сельчане и помогающие им дружинники растапливали печи, женщины и девицы носились по хозяйству как заведенные, с радостью принимая свалившихся как снег на голову гостей. Между тем, Сашка сопровождаемый Эйриком, вышел за околицу. Дорога вильнула влево, выводя их к поросшей зарослями и акацией реке, зазмеилась в обе стороны вдоль ее русла. Сашка бросил взгляд на противоположный берег. Река в этих местах была не широкая, не более пятидесяти метров от берега до берега.

— Эйрик, видишь как рыба в реке играет? Эх, сейчас бы удочку, да вот посидеть в такой теплый, чудесный вечер у речки. Наловить окушков, да стерлядки. Ушица была бы знатная, да чтоб казан на костерке. Классно, да?

— Батька, никак проголодался? Рыбного взвара желаешь? Так я мигом к бабке сбегаю, накажу, чтоб сготовила.

— Эх, приземленный ты человек. Я тебе о прекрасном толкую, а ты на бытовой лад переводишь. Однако, и правда, беги ка ты к бабке, скажи, ухи хочу, пусть сварит.

— Ага, я быстро. Потом назад.

— Давай уж.

Эйрик дернулся в сторону северянской деревни и резко затормозил на бегу, подняв ногами россыпь песчаных брызг с дороги, обернулся.

— А ты где будешь, батька?

— Да вот найду заводь у дороги, там и искупаюсь.

— Ага!

Оставшись один, Горбыль не далее как в ста метрах нарвался на небольшой пятачок песчаной заводи, где река образовала мелкую подкову. Прошелся по мелководью босыми ногами, глянул на небо, где солнце почти опустилось за кроны деревьев, создав сумерки над рекой, сказал сам себе:

— Здесь и буду.

Быстро, по-военному разделся, бросив сверху на свою одежду пояс с саблей и боевым ножом. Влез в воду в чем мать родила. Отфыркиваясь, проплыл на быстрину реки. Подзамерз сразу же, но заставил себя поплавать.

— Все, выхожу, а то так и в пингвина превратиться можно.

Подплыл к берегу, решив сплавиться к пляжу по течению, и тут же услышал над головой из ветвей деревьев звонкий девичий голос:

— Гутыньки — гутыньки! Давно суженого поджидаю, да он видно не торопился ко мне!

Сашка поднял голову вверх и разглядел на ветке дерева свою давнюю знакомицу, русалку с которой виделся последний раз еще на Донце. Та, глядя на него, мило улыбалась, показывая ряд белых, словно жемчуг зубов во рту, глядела на Сашку с любовью и ухмылкой одновременно.

— Песец! Приплыли. Ты что там делаешь на дереве?

— Ха-ха-ха! — поплыл серебром над рекой девичий смех. — Влазь ко мне, любый мой!

У Сашки, стоявшего в реке, вода которой доходила ему до причинного места, от простоты предложенного, отвисла челюсть, ходившая от холода ходуном.

— Ты-ты в-в своем уме, б-болезная? Или я п-похож н-на п-придурка?

Горбыль, развернувшись, побрел к пляжу, взбаламучивая шагами толщу воды. «Ща полезу тебе на дерево, держи карман шире. Нашла дурака за пять сольдо!». Мысленно возмущался он. «Если ты такая умная, то чего ж строем не ходишь?».

У одежды стояла улыбающаяся красивая девушка с русыми, длинными ухоженными волосами. Она совершенно не стеснялась стоять нагой перед Сашкой. Сотник, сжав в горсти, типа прикрыв срам, свое уменьшившееся от холода хозяйство внизу живота. Так промерз, что красивая грудь и великолепная фигура девы реки не возбуждала. Из подлобья глянув на шагнувшую навстречу русалку, молча попытался обойти ее справа. Не тут-то было, русалка взяла Сашку за свободную руку, прижала ее к своей груди, и Сашка «поплыл». «А в нашем времени, помнится говорили, что они холоднокровные. Типа, вроде и женщина, а прикоснешься, жаба жабой. Вот и верь после этого слухам».

— Ха-ха-ха! — Весело засмеялась русалка, то-ли Сашкиным ощущениям, то-ли его прочитанным мыслям, то-ли еще чему-то своему. — Ну как?

— Охренеть!

Русалка убрала Сашкину руку с его причинного места, теплой ладошкой провела по естеству и растительности над ним. Все, что секунду назад было скукожено от холода до размеров надкушенной сосиски, подросло до состояния зрелого баклажана, став таким же эластичным и плотным.

— Работает как часы! — объявил Сашка, уже сам потянувшийся к девушке.

— Нет! — вывернулась русалка из мужских объятий. — Не сейчас. Сними свой оберег с груди, распятый бог не наш, не росский. Тяжко мне видеть его.

Как у всякого мужика, у которого при виде красивой женщине и ее открытых прелестей, у Сашки моментально упала планка. Если бы сейчас он был одет в ОЗКа и хэбэшку, побил все мировые рекорды на раздевание. Горбыль в одно касание сорвал с груди крестик, бросил на одежду, снова потянулся к девушке.

— Не сейчас, Олекса. Одевайся, скоро отрок твой вернется, коего в деревню посылал.

— А…

— Я сейчас. Ты одевайся. Вместе в селище пойдем.

— Русалка исчезла в зарослях ивняка. Сашкино хозяйство падало с неохотой, но шлангом повисло между ног, а к пляжу вышел Эйрик.

— Батька, ужин готов, айда снедать!

Молча, растерев тело рушником, сгоняя с него остатки речных капель, Сашка с сопением оделся, и уже натягивая на ноги сапоги, изрек:

— Эх, Эйрик, Эйрик!

— Чё, батька?

Из ближайших зарослей послышался шорох.

— Готовы идти, витязи?

Оба развернувшись, увидели стоявшую улыбающуюся девушку, одетую в расшитую полотняную рубаху ниже колен, подпоясанную пояском под грудью. Волосы ее были заплетены в тугую косу, толщиной в руку. Босыми ногами она подошла к воинам, взяла Сашку под руку.