Александр Забусов - Кривич

— Издаля, как тебя вижу, батька.

— Ускорили шаг, браты! — Подбодрил бойцов Андрей. — Кто жрать хочет, испейте водицы, ничего другого не предложу.

Часа через полтора русичи вышли к неширокой луговине с высокой травой, в зелень которой, где-нигде вкраплялись мелкие белые цветки. Луг плавно клонился к низу на юг, стремясь другой оконечностью вверх на север, туда, где лезли в небо отроги недалеких гор. Тропа пересекала этот небольшой пятачок альпийского луга прямо посередине, удаляясь дальше в покрытые кустами и порослью кавказской сосны скальные выступы. Звонкий ручей, дающий жизнь этому великолепию, журчал неподалеку от строения, сколоченного из неструганных досок, обломков лесин, обложенного понизу валунами, посаженными для крепости на глину. Не строение, а сплошное недоразумение, продуваемое ветрами, брошенное, пришедшее в упадок. Рядом порушенная, рассохшаяся изгородь для скота, и открытый очаг.

— Сто-ой! Привал. Лютень, Позвизд, Кудлай, Свирыня ко мне! — Андрей плюхнулся на пятую точку, облокотился на локоть, откинул лицо, подставляя его солнцу и ветру. Подошедшие вои встали перед ним, вместе с ними к Андрею приблизился молодой княжич, с которым за весь пройденный путь Андрюха перемолвился едва ли парой слов. — Садись, уважаемые, в ногах правды нет. Слушай сюда. Первое, византийские шакалы идут за нами по пятам, мало того, наш следопыт Липень доложил, что если и дальше таким ходом идти будем, то к полудню они нас догонят. Второе. Позвизд проследи, чтоб все наполнили фляги водой, раненых напоить, коли покормить нечем.

— Понял, батька. Еще одного раненого боги забрали в Ирий.

— Кто? — Блеснул глазами в сторону Позвизда сотник, нервно прошелся пятерней по небритому подбородку.

— Смеян. Как хоронить будем?

— Эх, Позвизд, как нас с тобой похоронят, еще неизвестно. Что предлагаешь?

— Вон, в брошенной халупе на горище сено лежит, внесем Смеяна туда и все подожжем.

— Хорошо, так и сделаешь, когда уходить будем. Кудлай, помнишь, я тебе про мелкую бухту говорил? Ласпи ее называл.

— Помню, сотник, отчегож не помнить, знаю место сие, греческое поселение там, избенок с десяток будет, рыбной ловлей промышляют. Да и название, Ласпи, само за себя говорит, по ихнему это «грязь». Уж не знаю почему, но бают через бухту с гор грязевые потоки сходят.

— Нда, на то что там есть поселок, я не рассчитывал. Песец поселку настал!

— Отчего это?

— Короче, Кудлай, выводишь отряд на эту бухту. Спускаетесь к морю, там вас Рагнар Рыжий ожидает. Нас не ждете. Уплывайте. Рыжему передашь, пусть держит курс на Болгарию, а уж там войско Святославово отыщите. Понял?

— Да, а…

— Свирыня, с сего часу ты у княжича тенью будешь, а понадобится так и кормильцем, пока на руки князю Мечеслава не передашь. Можешь не есть, не спать, но чтоб передал его, иначе гибель братьев наших пустой окажется. Понял?

— Я давно понял, батько. Позволь с тобой остаться. Може другой хто, за няньку будет? — Полным надежды взглядом Свирыня смотрел на командира. По щекам седого руса протянулись две бороздки влаги. Андрей благодарно кивнул воину.

— Нет, брат. На твои плечи кладем самое дорогое, так донеси же его до места.

Гордо глядевший в лицо сотника мальчишка, молчал. На ум пришло чье-то высказывание о том, что в людях порода видна сразу.

— Боил, — молвил княжич, — а теперь послушай, что я скажу.

— Слушаю тебя, Мечеслав.

— Боил, враги преследуют вас из-за меня. Пусть унесут раненых, а мы примем бой здесь. Я бы один остался на тропе с оружием в руках, да понимаю, что скажи я такое божичам, обидитесь ведь. Так?

— Так, княжич, — улыбнулся Андрюха, фалангой большого пальца расправив свои усы. — Все так, да вот только от луговины этой у нас пути расходятся. И это ни кем не обсуждается.

Андрей строгим взглядом обвел присутствующих.

— Со мной остаются Лютень и еще трое добровольцев. Один из них должен быть из десятка лучников. Лютень, проследи, все стрелы что остались, чтоб ему отдали. Ты, Позвизд, готовься к уходу.

— Слухаюсь, батька.

Андрюха растянулся на мягкой траве, ловя кайф от того, что тело находится в состоянии покоя. Расслабленные мышцы, казалось, ныли везде. Тихое сопение рядом заставило Андрея оставить предаваться самокопанию в своих болячках. Рядом все так-же тихо сидел Мечеслав, ждущий, когда сотник обратит на него внимание.

— Боил, дозволь остаться с тобой. Коли суждено погибнуть, так с оружием в руках, плечом к плечу с тобой.

— Если бы было так просто, первого кого бы я выбрал среди остающихся был бы ты. Но я не могу позволить шакалам захватить даже твое мертвое тело. Знаешь, мой юный друг, такое слово — политика. Так вот ты сейчас попал под понятие разменной монеты в войне с Византией. Живи Мечеслав, а если мы погибнем, живи за нас за всех. Каждой прожитой минутой жизни, доказывая себе, что за тебя не зря положили жизни в горах Крыма едва знакомые тебе люди.

Мечеслав, расстроенный, посеревший лицом, опустив в раздумье свою буйную голову на грудь. Вдруг глянул в глаза Андрею.

— Прямо в елане биться будете?

— Я показался тебе настолько простым?

— Нет.

— Тогда твой вопрос глуп. Естественно мы пройдем за вами по айне, выберем в скалах проход потесней и поуже, и устроим византийцам своеобразное дефиле с песнями и плясками.

— Я так и предполагал. Когда я встречусь с отцом, я расскажу ему про всех вас.

Андрей молча кивнул, соглашаясь с восторженным юнцом. Со стороны халупы потянуло дымом, а вскоре языки пламени лизали высушенные ветром и солнцем доски. В последний путь уходил Смеян, веселый парень, добрый друг и хороший воин. Диды, встречайте родовича на Калиновом мосту!

— Строиться-я!

Слегка передохнувшие кривичи, выстроились в походную колонну. Остающиеся с Андреем, взглядами провожали уходящих.

— Прощевайте, родовичи, — несговариваясь поклонились им. Андрей глянул на Позвизда, смахнувшего слезу. — Княжича сохрани, если увидишь нашего боярина, передай бате привет. Скажи, если вывернемся, в городище уйдем.

— Зроблю, батька! — приостановился Позвизд.

— Все, уходите.

Проходя мимо, Мечеслав бросил на ходу фразу Андрею:

— Удачи тебе, боил.

— Спасибо на добром слове.

Дождавшись, когда не стало видно за скалами ушедшей колонны, заслон неторопливо двинулся по извилистой тропе, оставляя за спиной полыхавший пожар в елани у отрогов гор на дальней северной стороне.

— Кудлай, ну что? Она?

— Она!

— Ты и на ту бухту казал, что это Ласпи.

— А шо, я виноват, что они похожи. Я ж ее только с моря видел.

Поросшие средиземноморскими соснами и можжевельником скалы круто обрывались к морю, образуя местами грандиозные обвалы каменных скоплений. С небольшого плато, на котором гурьбой стояли русичи, открывалась панорама вечернего заката. Горы, надоевшие всем за долгий переход, обхватывали бухту с трех сторон. Синяя жемчужина морской воды в оправе густого леса, подступавшего к пляжу, завораживала взгляд. Шум морского прибоя доходил до плато.