Александр Забусов - Кривич

Курень легкой рысью двигался в сторону восхода солнца, совершая второй дневной переход.

Сегодня поутру, совсем немного нарушая приказ хана, Исси, названный ханом утрюком, будучи действительно хитрецом, послал одну сотню воинов коша Ястребов на разведку по примкнувшему к центральной дороге проселку. Пришлось сбросить темп передвижения своего воинства, заставить лошадей плестись шагом, но потеря времени стоило того. Необходимо раздобыть пищу, людей требовалось кормить. Старуха-шаманка лишь поцокала языком, таким образом, осудив старейшину за его замысел, но вслух не произнесла, ни слова. Вот и получилось, что увидев тропу при объезде старицы, на переходе по бревенчатому мосту через протоку, Исси «спустил с руки» ястребиное племя своего куреня. Сейчас, под конец долгого дня, он понял и осознал правоту ханских приказов, но как это тяжело поведать самому себе, что ты не прав. Спасибо божественной Этуген, сохранившей Кутлуга, старшего сына. Он молод, но обещает быть хорошим воином, этот поход действительно должен прославить весь род, для этого есть все признаки, аймак Исси-аба, не погибнет, не прервется. Он это сегодня понял, когда увидел вернувшегося живым Кутлуга, хоть и заметил кровь на его одежде.

Еще утром войдя в чертоги леса, кошевой Алиш был вынужден пустить свою сотню по тропе друг за другом. Проселок, вытоптанный славянами, был узким, но сразу стало понятно, что пользуются ним часто. Попав в тесноту лесных пределов, степнякам сделалось не по себе. Лес давил, вынуждал бояться себя. Через версту погиб один из родичей, шедший в колонне первым. Все сразу прикрылись щитами, бесполезные для этих мест луки и арканы сдвинули назад. В руках заблестели клинки. Вот только рубить и резать было некого. Разобрались. У самой тропы нашли привязанный к дереву самострел с хитрой системой спуска тетивы. Чуть тронь ветку и болт, прилетев, вонзится в грудь неудачника. Так и случилось. Тело привязали к его же лошади, и колонна тронулась дальше.

Проселок вывел на широкую поляну с густой, сочной травой. Кипчаки, уставшие от недолгого, но опасного перехода загалдели, и сотник Алиш объявил привал, сам за собой чувствуя неприятный осадок давления леса. Отдыхали мало, но усевшись в седла, десятники не досчитались троих воинов, отошедших по нужде и не вернувшихся назад. Их лошади сиротливо щипали траву у копыт. Покричали, в надежде услышать отклик пропавших родичей. Проскакали вдоль края леса. Бесполезно. Пропали, словно и не было их в походе. Следы терялись у самой кромки «зеленой стены». Алиш в сердцах сплюнул на землю. Что делать? С тяжелым сердцем повел сотню дальше, приказ старейшины еще никто не отменял.

Следуя по тропе, Алиш по надобности нагнулся, потянувшись рукой подправить стремя, когда боковым зрением, через ухо коня увидел почти рядом с тропой непонятное существо, похожее на человека с всклокоченной бородой. Алиш в два приема бросил повод и наложил стрелу на тетиву лука. Стрела вылетела точно в лоб неизвестному, следом за первой уже летела вторая, а позади и спереди кипчака, в том же направлении пускали стрелы соседи.

— Что там? — вопросительно закричал десятник.

— Кого-то непонятного приметил рядом с дорогой, но что это был человек, то точно.

Шорох ветвей в том месте, куда пускали стрелы, оповестил о правоте воина.

— Аха-ха-ха! — донесся смех уже из чащи.

Кочевники, переглядываясь друг с другом, взглядами искали поддержку у товарищей, их лошади как вкопанные встали на тропе. Никто самостоятельно не мог решиться на какие-либо действия.

— Посмотри там. Может, попал? — приказал десятник одному из родичей.

— Кичичук, посмотри ты!

Мелкий, худой кипчак соскочил с лошади, прикрываясь щитом, держа в другой руке клинок, раздвинул кусты, шагнул в подлесок. Сделал шаг, второй. Никого не увидел, лишь стрелы выпущенные товарищами застряли в стволах деревьев, хорошо высматривались по оперению на древках.

— Никого здесь нет, — кося глаза к лесу, слегка поворотив голову на сторону, отрапортовал Кичичук.

— Хорошо посмотрел?

— Да.

Заметив три стрелы вонзившихся в поваленное уже давно дерево, державшееся в распор на весу толстых стволов, Кичичук сунул саблю в ножны, приблизился к нему. Извлек одну стрелу из трухлявого ствола, сунул ее в колчан, вторую. Потянувшись за третьей, ощутил как из-под поросшей мхом коры, словно из воздуха материализовалась узкая, маленькая, копьевидная головка змеи, а следом и тело тонкое, совсем не длинное, с неярким, неброским зигзагообразным узором. Зубы впились в руку кочевника, на миг сверкнули бусинки глаз.

— А-а-а! — Кичичук взмахнув рукой, будто плетью, ударил впившейся в руку змеей по стволу соседнего дерева.

Змея отлетела, оставляя в ране осколок одного из зубов.

— А-а-а-а!

— Что с тобой? — раздался голос десятника.

Вдоль всей тропы был слышен людской гомон, бередящий душу ропот. Ломая ветки деревьев, на тропу вывалился Кичичук, без щита и оружия, обхватив кистью здоровой руки, укушенную руку.

— Змея-а! Зме-ея-а укусила! — распухшая рука была поднята вверх для всеобщего обозрения, лицо Кичичука окрасилось в ярко-свекольный цвет.

— За мной, в галоп! Пош-ли-и! — громкий приказ кошевого стронул колонну с места.

Отряд пошел в галоп, двигаясь по тропе, уносился подальше от места, где с их товарищем произошла такая неприятность. Родичи мелькая, косили глаза на обреченного, помочь которому никто не мог, да, в общем-то, и не хотел.

— А, как же я? — вырвался хрип из горла Кичичука.

Из кустарника ответили, и кочевник, почему-то понял ответ на чужом языке.

— А ты, сынок, в лесу теперь и подохнешь. А, неча на чужой каравай роток раззевать. Вота!

Спазмы в горле мешали дышать, сердце в груди сжала в кулак невидимая сила, будто кто-то хотел раздавить его, глаза на лице повылезали из орбит. Кичичук стоял один на лесной дороге. Степняк попытался закричать, но из горла вырвался лишь свистящий хрип. Ноги подломились, и тело половца ничком завалилось в вытоптанную, придорожную траву.

Урусское селище, среди дремучего леса как глотком воздуха встретило кипчаков простором распаханного поля и латками огородов, примкнувших к дворам десятка бревенчатых строений. С узкой тропы сотня наконец-то смогла развернуться в конную лаву, пронестись мимо деревянных чуров славянских божков. Ворваться на единственную улицу, начинавшуюся у околицы, обжитую и совсем не страшную. Страхи остались позади, на лесной тропе.

Деревня была пустой. Ни людей, ни животины не видать нигде. Покинув сёдла, кочевники группками разбрелись по подворьям, подмечая, что люди ушли с этого места совсем недавно, оставили свои пожитки, спасаясь от набега, явно кем-то предупреждённые.