Эйдзи Ёсикава - Мусаси

– Готово! – сказал Гэнскэ и сделал несколько шагов по бревну, пробуя его надежность.

Балансируя, он перебрался на другую сторону и позвал попутчиков. Гонноскэ пошел впереди, следом за Иори. Они вдруг вскрикнули в один голос – у Гэнскэ неизвестно откуда в руках появилось копье. Иори оглянулся – Сугидзо тоже держал копье.

– Гонноскэ! – в растерянности закричал Иори.

Гонноскэ обнял мальчика за плечи и на миг закрыл глаза, поручая себя воле небес.

– Негодяй! – крикнул Гонноскэ.

– Придержи язык! – раздалось откуда-то сверху.

Гонноскэ взглянул вверх и увидел на дороге знакомого отшельника. Глаз монаха украшал огромный синяк.

– Спокойно! – шепнул Гонноскэ Иори, а потом громко прокричал: – Это ты, подлец, все подстроил! На этот раз ты дал промах.

– Я знаю, что у вас и взять нечего. Зато я скоро узнаю, почему вы шпионите.

– Ты назвал меня шпионом?

– Собака Токугавы! Брось дубинку и заложи руки за спину. Не делай глупостей!

– Послушай, ты ошибаешься. Я из Эдо, но никакой ни шпион. Я изучаю боевые искусства, зовут меня Мусо Гонноскэ.

– Не ври!

– С чего ты взял, что я шпион?

– Друзья сообщили нам, что из Эдо под видом странника, путешествующего с мальчиком, направлен шпион. Вас послал Ходзё, владелец Авы. Брось дубинку и не вздумай сопротивляться.

– Никуда я не пойду.

– Тогда умрешь.

Гэнскэ и Сугидзо сделали шаг вперед. Гонноскэ хлопнул Иори по спине, чтобы вывести его из-под копья, и тот с криком рухнул в кусты, росшие на дне оврага. Гонноскэ, рыкнув, бросился на Сугидзо. Тот сделал выпад вперед, но Гонноскэ оказался проворнее. Наконечник копья прошел мимо цели, а Гонноскэ оседлал поваленного на землю противника и припечатал кулаком его физиономию. Вскочив на ноги, Гонноскэ схватил свою дубинку.

– Жду вас, трусы! – крикнул он, а в этот же миг поверх травы, как змеи, скользнули четыре веревки: одна обвила руку Гонноскэ, вторая – его ноги, третья – шею, четвертая – дубинку. Гонноскэ дернулся, как кузнечик в паутине, пытаясь освободиться, и из леса к нему подскочило с полдюжины мужчин, которые связали его крепче снопа соломы. Все до одного были одеты как продавцы веревок.

– Достаньте коня! На гору Кудо его надо доставить в добром здравии, – распорядился монах.

Под темными сводами криптомерии птичий хор звучал как песня мифической птицы Калавинка.

Два человека спускались с горы Коя, где посетили пагоды и внутреннее святилище. Они остановились на маленьком арочном мосту, соединявшем внутреннюю и внешнюю части храмовой территории.

– Нуиноскэ, – неторопливо проговорил человек постарше, – жизнь наша – бренный и краткий миг.

Тяжелый домотканый плащ и простые хакама делали его похожим на деревенского самурая, но при нем были превосходное оружие и весьма щегольского вида спутник, который вряд ли оказался бы в обществе деревенского самурая.

– Ты видел могилы, – продолжал тот, что постарше. – Ода Нобунага, Акати Мицухидэ, Исида Мицунари, Кобаякава Кинго – знаменитые военачальники, всего несколько лет назад пребывавшие в здравии. И рядом лежат замшелые камни на могилах великих мужей из кланов Минамото и Тайра.

– Друзья и враги в одной земле.

– Теперь от них остались лишь надгробные камни. Гремели ли слава Уэсуги и Такэды или их деяния пригрезились нам!

– Мною владеет странное чувство, словно мир, в котором мы живем, нереален.

– Может, нечто неземное витает над этими местами?

– Как знать…

– Недаром этот мост зовут Мостом грез.

– Выразительное название.

– По-моему, иллюзия – это истина, равно как просветление – реальность. Будь иллюзии бесплотны, мир не существовал бы. Самурай, посвятивший жизнь сюзерену, ни на минуту не должен усомниться в своем предназначении. Дзэн, которому я служу, являет собой живое учение. В нем воплощен наш грешный мир. Самурай, который дрожит при мысли о непостоянстве или презирает мир, не способен до конца исполнить свой долг. Перейдем от Моста грез в другой мир.

Человек шел с легкостью, необыкновенной для его возраста. Увидев монахов из Сэйгандзи, он хмуро проговорил:

– К чему это?

Монахи из храма, где накануне ночевал пожилой человек, выстроились шеренгой, чтобы пожелать счастливого пути, хотя гость распрощался со всеми утром, избегая формальностей этикета.

Пожилой человек вежливо простился с монахами и заспешил по дороге, вьющейся по склону горы над долиной Кудзюкутани. Ступив наконец в естественный мир природы, он успокоился. Запахи земли вдохнули силы в его подверженную мирским слабостям плоть.

– Кто вы? – раздался голос на повороте дороги.

– Кто вы? – эхом откликнулся Нуиноскэ.

– Простите, вы случайно не господин Нагаока Садо, старший вассал князя Хосокавы Тадатоси? – спросил статный самурай, стоявший посреди дороги.

– Я – Нагаока. Кто ты и как узнал, что я здесь?

– Меня зовут Дайскэ, я – единственный сын Гэссо, который живет отшельником на горе Кудо.

Видя, что названное имя не произвело впечатления на собеседника, Дайскэ добавил:

– Отец принял новое имя, но до битвы при Сэкигахаре его звали Санада Саэмонноскэ.

– Вернее, Санада Юкимура?

– Да, господин. Утром к отцу заходил монах из Сэйгандзи и сообщил, что вы совершаете паломничество на гору Коя. Вы путешествуете, не оглашая своего имени, но отец счел за честь пригласить вас на чай.

– Очень любезно, – ответил после короткого молчания Садо. – Полагаю, мы можем принять ваше приглашение.

– Вы окажете отцу честь, переночевав у нас, – сказал Дайскэ. Садо размышлял, разумно ли пользоваться гостеприимством человека, который считается врагом Токугавы.

– Ну что же, я не прочь выпить чаю с твоим отцом, а ты как думаешь, Нуиноскэ?

– Да, господин.

От деревни на горе Кудо они взобрались еще выше, где стоял одинокий дом, окруженный стеной, увитой плющом. Дом походил на усадьбу мелкого феодала. Во всем чувствовался утонченный вкус.

– Отец вон в том домике под соломенной крышей, – сказал Дайскэ, когда они вошли в ворота.

Во дворе был небольшой огород. Главный дом стоял тыльной стороной к отвесной скале, вдоль веранды рос бамбук, а далее видны были еще два строения.

Садо провели в комнату, а Нуиноскэ опустился на колени перед входом.

– Какая здесь тишина, – заметил Садо.

Вскоре появилась молодая женщина, жена Дайскэ. Подав чай, она тихо удалилась.

Из комнаты открывался вид на сад и долину. Внизу лежала деревня и совсем далеко – городок Камуро. Маленькие белые цветы цеплялись за мох, покрывавший соломенную крышу, в комнате пахло редкими благовониями. Поблизости журчал невидимый ручей. Изысканная обстановка напоминала о том, что дом принадлежал второму сыну Санады Масаюки, владетеля замка Уэда, и что доход его составлял около четырех тысяч коку риса.