Эйдзи Ёсикава - Мусаси

Столбы и балки казались тонкими, потолок низким. Стена за нишей-токонома обмазана красной глиной. Единственным украшением в нише была цветущая грушевая ветка в тонкой желто-зеленой керамической вазе. Садо вспомнил Бо Цзюйя и его «Одинокий цветок груши, омытый весенним дождем», стихи о любви китайского императора и Ян Гуйфэй. Ему даже почудились беззвучные рыдания возлюбленных.

Взгляд Садо переместился с цветка на висящий над ним свиток, на котором нетвердым детским почерком было выведено «Хококу Даймёдзин» – имя Хидэёси, данное ему после смерти, когда его обожествили. Рядом висела маленькая табличка, которая гласила, что эта надпись сделана сыном Хидэёси, Хидэёри, в возрасте восьми лет. Садо немного подвинулся, чтобы не сидеть спиной к свитку. Он понял, что приятный аромат исходил от сёдзи и стен, пропитанных благовониями, которые здесь возжигали каждое утро в память о Хидэёси. Вероятно, ежедневно совершались и приношения сакэ, как полагается при почитании синтоистских богов.

«Юкимура по-прежнему предан Хидэёси», – подумал Садо. Он не понимал, почему Юкимура выставляет свиток на всеобщее обозрение. Об этом человеке, выжидающем момента для возвращения на государственную службу, давно должны были донести Токугаве.

Послышались легкие шаги, и в комнату вошел невысокий худой человек в безрукавке и с коротким мечом за поясом. Выглядел он самым обыкновенным человеком. Он низко поклонился гостю. Непритязательная скромность хозяина смущала Садо. Формально Юкимура отказался от своего звания, став ронином под именем Дэнсин Гэссо, но он оставался сыном Санады Масаюки, а его старший брат Нобуюки был даймё, приближенным к Токугаве. Садо был простым вассалом, занимая более низкую ступень в обществе.

– Вы ставите меня в неловкое положение вашей учтивостью, – проговорил Садо, склоняясь в поклоне. – Ваше приглашение – неожиданная честь для меня. Рад видеть вас в добром здравии.

– Мне тоже приятно повидать вас, – ответил Юкимура, выпрямляя спину, хотя Садо все еще не поднял головы. – Я слышал, что князь Тадатоси вернулся в Будзэн.

– Да, пошел третий год со дня кончины Юсая. Тадатоси решил, что настала пора вернуться.

– Неужели третий год?

– Да. Я сам был в Будзэне, хотя не понимаю, зачем Тадатоси ветхая развалина вроде меня. Я состоял еще при его дедушке.

После формальностей, положенных по этикету, начался непринужденный разговор.

– Вы поддерживаете связь с Гудо, нашим наставником в учении Дзэн? – спросил Юкимура.

– Нет, я давно ничего о нем не слышал. Ведь я впервые встретил вас в его комнате для медитаций. Вы были тогда мальчиком, вас привел отец.

– Да, много страждущих стремилось тогда к Гудо в поисках утешения, – произнес Юкимура. – Он принимал всех, старых и молодых, даймё и ронинов. Помните, в ту пору у ног Гудо сидел молодой ронин из Мимасаки по имени Миямото…

– Миямото Мусаси?

– Да-да, Мусаси. Он поразил меня глубиной мыслей, хотя ему было всего двадцать лет. Он всегда был одет в невероятно грязное кимоно.

– Да. Недавно я слышал о нем в Эдо.

– У него большое будущее. Гудо говорил, что Мусаси проник в суть Дзэн. Потом Мусаси исчез, а года два назад до меня донеслась молва о его блестящей победе над школой Ёсиоки.

– Я встретился с ним совершенно случайно, – сказал Садо. – В провинции Симоса он научил крестьян обороняться от бандитов, а потом помог им преобразить дикую пустошь в плодородные поля.

– Да, этот ронин из тех людей, которых Гудо называл жемчужиной в бескрайнем синем море.

– Вы действительно так считаете? Я рекомендовал Мусаси Тадатоси, но отыскать его оказалось труднее, чем жемчужину. Я твердо верил, что такой самурай на государственной должности будет служить не за жалованье, а ради осуществления своих идей. Он никогда не изменит своему идеалу. Не исключено, что Мусаси предпочтет гору Кудо дому Хосокавы.

– Что?

Садо лишь засмеялся в ответ, притворившись, будто оговорился.

– Вы, конечно, шутите, – проговорил Юкимура. – В теперешних стесненных обстоятельствах я не могу нанять даже слугу, не говоря об известном ронине. Сомневаюсь, что Мусаси придет, если я его приглашу.

– Известно, что Хосокава на стороне Токугавы, а вы – главная опора Хидэёри. Увидев свиток, я восхитился вашей преданностью.

Юкимура сделал вид, что обиделся.

– Его подарил мне один человек в замке Осака в обмен на портрет Хидэёси. Я берегу этот свиток, но Хидэёси давно мертв. Времена меняются, Осака приходит в упадок, а клан Токугава набирает силу. Я не могу нарушать присягу и менять сюзерена.

– Думаю, что все гораздо сложнее. Простите мою откровенность, но всем известно, что Хидэёри и его мать ежегодно направляют вам крупные суммы денег, так что вы мгновенно можете выставить войско в пять-шесть тысяч ронинов.

Юкимура иронически засмеялся.

– Увы, молва далека от истины. Уверяю вас, Садо, нелепо превозносить человека, забыв его истинное положение в жизни.

– Не гневайтесь на меня. Вы пришли на службу к Хидэёси совсем молодым. Он любил вас больше других, а ваш отец говорил, что вы – Кусуноки Масасигэ нашего времени.

– Вы смущаете меня.

– Разве это неправда?

– Я хочу дожить остаток дней в покое здесь, на горе, где царит Закон Будды. Я простой смертный. Я хотел бы возделывать землю, увидеть внука, есть осенью гречишную лапшу, а весной – лакомиться свежей зеленью и прожить долгую жизнь вдали от войн и слухов об усобицах.

– Это действительно предел ваших желаний? – простодушно спросил Садо.

– Можете посмеяться над стариком, но я осознал, что жизнь – это радость. Иначе какой смысл жить?

– Ну и ну! – с наигранным удивлением воскликнул Садо. Они беседовали около часа за чаем, поданным женой Дайскэ. Наконец Садо сказал:

– Я отнял у вас много времени своей болтовней. Нуиноскэ, нам пора идти.

– Не спешите! – остановил Юкимура. – Сын и сноха приготовили лапшу. Это простая деревенская еда, но надеюсь, вы не откажетесь отведать ее. Если вы хотите заночевать на постоялом дворе в Камуро, у вас еще много времени.

Дайскэ зашел спросить отца, можно ли подавать ужин. Юкимура встал и пошел вперед по коридору в глубь дома. Все сели, и Дайскэ подал Садо палочки со словами:

– Еда скромная, но извольте все же попробовать.

Жена Дайскэ, не привыкшая к гостям, смущенно протянула Садо чашечку сакэ, от которой тот отказался. Вскоре Дайскэ ушел с женой.

– Что за шум? – спросил Садо хозяина.

Доносившийся шум походил на стук ткацкого станка, только был погромче.

– Это деревянное колесо крутильной машины, которая вьет веревку. Моя семья и все слуги изготовляют веревки, чтобы заработать немного денег. Мы давно привыкли к шуму, но я прикажу остановить колесо, чтобы оно не докучало гостям.