Елена Звездная - Хозяйка «Логова»

— Не… — попыталась возмутиться, но он закрыл мне рот рукой и продолжил инструкцию.

— Ты пыталась втолковать Темному, что не свободна, но так как он тупой ублюдок, а Таллик идиот, тебе не вняли. Дальше. Шесть месяцев брака, поджог, побег. Освободившись, ты приехала на заставу, предъявила мэру дарственную Талла и построила «Логово».

— А… — хотела возразить, заметив некоторые нестыковки, но Инваго не позволил, оговаривая историю уже нашей с ним встречи.

— «Логово», в котором наследник Дори и нашел тебя по прошествии еще трех лет. Приехал ночью с немногочисленным отрядом, одним магом и двумя друзьями. Проговорил с тобой до рассвета, а поутру повел обновить клятвы. — Пауза, а затем насмешливое: — И три дня подряд без устали завершал обряд с привязкой к хранителю и к роду.

— Те самые три дня, во время которых я без чувств провалялась?

— Три самых восхитительных дня в твоей жизни, после которых он абсолютно счастливый умчался в абсолютно неизвестном направлении. А ты невероятно счастливая осталась с невероятно ценным… даром.

— Ты о посылках?

— Нет. — И красноречивый взгляд вниз, предположительно на мой живот.

— Я что, по легенде еще и беременна?!

— Может быть. Как вариант. И хотя мы его рассматривали, я до сих пор сомневаюсь в необходимости его осуществления.

— Да чтоб тебя! — посмотрела на деверя со злостью. Как он может так спокойно обо всем этом говорить? Как может так распоряжаться моей судьбой? — Дори, я на это не подписывалась! Ты вначале говорил одно, а теперь совершенно другое, я не хочу врать твоей матери! Я не…

Движение, и он вжимает меня всем корпусом в стену и безотрывно смотрит в глаза. Горячий, твердый, будто каменный. Я опять забыла, с кем беседую, и вот результат.

— Торика, дорогая моя… наша, — быстро исправился воин и со сталью в голосе продолжил: — Не я активировал родовую книгу через свиток копий, не я напоил хранителя коньяком, не я привязал тебя к нашему роду! Но расхлебывать вынужден я. И если ты мне не поможешь, я не знаю, что с тобой сделаю!

Он, может, и не знает, а глаза выдают… знакомый голодный блеск. Сердце забилось с удвоенной силой, пальцы заледенели.

Только бы отпустил, только бы отступил… Пусть немедленно уходит!

— Хорошо, — просипела я, едва дыша, — все вопросы по мере поступления. Я встречу свекровь и сделаю все, как ты сказал.

Шумный вдох, затем выдох, и невероятное требование:

— Маму. Ты встретишь маму как родную и сделаешь все, чтобы ей понравилось в «Логове». И она задержалась хотя бы на два дня, а лучше на две недели.

Сказал и покрылся рябью, как озерная гладь во время дождя. Вначале мелкой, едва различимой, а затем все крупнее, крупнее…

— Дори!

Проследив за моим взглядом, поднял расплывающиеся руки к лицу, вздохнул повторно и исчез со словами:

— Ты слышала меня.

Я слышала, а вместе со мной должны были услышать еще и домочадцы, но что-то никто до сих пор ко мне не заглянул. Живы ли?

Воспоминания из прошлого подстегнули немедля проверить Торопа и Тимку, а затем девчат. Все спали беспробудно, а потому и беззащитно. И я, неспособная заснуть после всех потрясений, просидела в столовой, терзая себя тяжелыми домыслами, прислушиваясь к ветру за стеной, скрипу ставен и треску угольков в камине.

Матушка Талла прибыла отнюдь не в одиннадцатом часу, а в восьмом, в компании хрупкой черноглазой девицы и женщины средних лет. Все трое, с ног до головы укутанные в меха, снега и негодование. Ожидая свекровь, я предположила, что это чьи-то заблудившиеся на заставе гости, попросила Асю подать горячее вино и поспешила навстречу со словами приветствия, но была остановлена ехидным замечанием:

— В жизни не поверю, что мой красавец взглянул на одну из них!

Статная гостья скинула капюшон, явив миру и мне крупный нос, цепкий взгляд глубоко посаженных серых глаз, тонкие, скептически искривленные губы и нездоровый румянец на пухлых щеках. Смуглая и темноволосая, она мало походила на чистокровных тарийцев, но имела легкое сходство с Инваго, и не только во внешности, но и в характере. Такую дамой сложно назвать, скорее уж — медам.

— Эта тощая, — указующим перстом она ткнула в сторону Риси. — Эта толстая, — теперь в Асю, застывшую в дверях кухни. — Этим двум нет и двадцати, к тому же страшные, — тыка и низкой оценки удостоились Уна и Марро, споро менявшие чехлы на стульях.

— А эта… — ее неприязненный взгляд перешел на меня, — стара как…

— Как и подобает, — отрезала я, остановившись в шаге от них.

Гостья фыркнула, но пальцем тыкать не стала. И правильно сделала, иначе бы я его сломала. После бессонной ночи и открытого оскорбления помощниц предупреждение Инваго стерлось из моей памяти, как надпись на песке. Не позволю оскорблять моих людей ни за что и никогда!

— Кого имею честь приветствовать в моем «Логове»?

— В твоем?! — возмущенно переспросила тарийка, теряя всю свою импозантность и надменность. — Правильнее говорить — в нашем! Эта харчевня, как и постоялый двор, принадлежат роду Дори, а ты…

— Полноправная хозяйка.

Медам задохнулась и умолкла на мгновение, чтобы с новыми силами, тоном старой торговки вскричать, обращаясь к своей спутнице:

— Ты смотри! Мало того, что стара и страшна, так еще и хамка!

— А вот отойди и посмотрю, — раздалось из-за ее спины, и возмущенно сопящая тарийка нехотя сдвинулась в сторону, говоря при этом: «Он бы не позарился на это убожество, только не Талл».

— Твой, может, и не позарился бы, а мой вполне, — ответили ей, и на меня посмотрели с невероятной теплотой. — Здравствуй, родная.

— Какая она тебе родная?

— Самая настоящая, — меня потрепали по дрожащей руке, а затем ее же с нанизанным на пальчик перстнем явили задохнувшейся словами медам: — И наша реликвия достоверно свидетельствует об этом.

— Это же… это…

— Просто замечательно! — завершила за нее, по-видимому, настоящая мама Таллика.

И я утонула в ощущении горечи и невероятной радости, на меня так смотрели только мои мама и тетя, а теперь вот она, истинная чистокровная тарийка, светловолосая, голубоглазая обладательница острого подбородка и высокого лба, мать воина, женщина, которая должна всем сердцем ненавидеть меня. Меня — вражеское отродье, покусившееся на ее сына, безродную девицу, коварно вписавшую себя в древо, грязную воровку, заглянувшую в книгу рода через свиток копий.

— Я… я…

— Удивлена, понимаю. — Маленькая, светлая и добрая, она подошла ко мне вплотную, обняла рукой за шею, заставила наклониться и мягко поцеловала в обе щеки. — Рада приветствовать тебя, Торика ЭлЛорвил Дори. Я Эванжелина Лим Дори, а это моя золовка и крестная мать Таллика… — она хотела произнести имя «доброй» тетушки потеряшки, но осеклась из-за шипящего окрика.