Елена Звездная - Хозяйка «Логова»

Освободив кухню, я поднялась наверх и только сейчас заметила, что после общения с Инваго в комнате так и не убрала. Поднос с едой все так же лежит на постели, салат по-прежнему украшает простыню, а одеяло, издающее дразнящий аромат огуречного рассола, продолжает живописно лежать на полу.

— Срочно в стирку… — с этой мыслью убрала поднос и остатки еды, собрала белье и… уснула в ванной комнате, облокотившись об умывальник, в ожидании, когда же хорошенько отмокнет ненавистное мне белое. В этот раз отвлечь меня от «деятельного» времяпрепровождения пришел Тороп. И пока он рассказывал новости дня, добросердечная Ася перестелила мою постель, забрала вымокшее белье, пообещав завтра же отдать его в прачечную, затем принесла поднос с сегодняшним ужином, забрала вчерашний и удалилась, пожелав нам доброй ночи.

— Уже ночь?

— Половина одиннадцатого… — бывший вояка, только что отчитавшийся по форме «план на день выполнен, ждем указаний на завтрашний день», помог мне встать и разогнуться, аккуратно размял затекшие плечи.

— Как наши гостьи? — вспомнила о насущном, когда он особенно сильно сжал мою шею, а затем отпустил, мгновенно убрав напряжение и тупую боль в мышцах.

— Грымза Гаммира активно интересовалась делами «Логова». Я отвечал ей честь по чести, пока пустоголовая не решилась заикнуться о деньгах для рода. — Усмехнулся. — Тут уж, извини, я от чистого сердца послал ее к демону и пожелал приятного пути.

— Не извиню. — Особенно если учитывать, что демон ошивается недалеко. — Послать нужно было в Заснеженный или в тарийскую столицу.

— А знаешь, эту же идею предложила тростиночка.

— Кто?

— Хран. Девчушка, что их сопровождает… — Хотела уже предупредить, что тростиночка не девчушка, но замешкалась, услышав: — Ее, между прочим, очень даже поддержала твоя свекровушка, так что не ровен час стервень недалекая отчалит, а они останутся.

— Надолго? — Просьба Инваго о задержке мадам Дори на заставе всплыла в памяти сама собой.

— Вряд ли, — Тороп качнул головой, — сдается мне, они не столько на «Логово» приехали посмотреть, сколько за тобой.

— В смысле, приехали посмотреть на меня?

— Сомневаюсь.

Утомление мое, видимо, было сильным. Ночь проспала как младенец, а утром даже не шарахнулась в сторону, когда узрела тростиночку, склонившуюся надо мной.

— Тора, доброе утро! — поприветствовала меня девица голосом черного ужаса, при этом невероятно женственным движением поправляя шелковый халатик, так и норовящий сползти с плеча. — Коньяк есть?

— Что?

— Коньяк, настойка, спирт, растирка, вино… дай хоть что-то, пока я не убил мегеру и не получил очередной срок за земные грехи!

Пить я ему, конечно, принесла, но отнюдь не то, что демон так упорно требовал. И заметил он это уже после того, как хлебнул.

— Что за дрянь?

— Настойка трав на спирту. Двадцать капель на полчашки воды. — С этими словами я забрала опустевшую чашу.

— Издеваешься? Мне что-то покрепче надо! — возмутилась красавица, сведя тонкие бровки к переносице. Был бы хранитель в образе демона, я, быть может, испугалась и послушалась, а так…

— И ты смеешь еще на что-то надеяться после того, как я по незнанию угостила тебя коньяком?

— То-о-о-орри-и-и…

— Обойдешься, — оборвала я. — И не смотри с упреком, лучше прямо скажи, чем мне аукнется привязка к роду Дори.

— Тебе ничем. — Тростиночка опять аккуратно поправила сползающий с плеч халатик, очень грациозно откинула косу на спину и замогильным голосом произнесла: — А вот Талл на другой уже не женится. — Быстрый взгляд на меня и успокаивающее: — Официально не женится, ибо место занято. Но во всех прочих связях у него ограничений нет.

Теперь понятна растерянность Инваго. Он чисто по-мужски посочувствовал брату, ведь на всех семейных портретах рядом с потеряшкой буду изображена я, в том числе даже в склепе на урне с прахом. И возникает вопрос:

— А как же я?

— А ты в связях более бесправная, зато теперь окончательно защищена. И рожать будешь только от супруга, чистота крови в роду блюдется от и до.

В ярко освещенной комнате как-то резко потемнело, и сквозь эту мглу, ставшую не только осязаемой, но и ощутимо плотной, донеслось задумчивое:

— Двадцать капель на полчашки, говоришь… Сиди здесь, сейчас сделаю.

То, что предприимчивый демон через мгновение влил в меня, было на порядок более концентрированной смесью, о чем он и сообщил с довольными нотками в голосе:

— Перестраховался!

И зря старался, двадцать капель и без того была отнюдь не человеческая дозировка, способная свалить быка. Сообразив, что вот-вот уйду за грань, я вырвалась из крепких объятий и понеслась в ванную под удивленное: «Что опять не так?» На объяснения сил не хватило, а когда я вышла из ванной, уже не хватило времени. Хранителя рода Дори позвала моя свекровушка. Удивительно, но Эванжелину я, как и Тороп, иначе назвать не могла, даже мысленно. Светлый человек, прямо-таки сияющий.

Полностью спасти себя от действия настойки мне не удалось, осталась легкая отстраненность, граничащая с неадекватностью или душевной болезнью забвения, как на заставе говорят. И хотя поначалу я злилась на демона, позже от души его поблагодарила. Потому что только в этом состоянии я легко перенесла скептические замечания Гаммиры Дори относительно моих умственных способностей, хозяйской хватки и умения вести дела. Выслушала тарийку с каменным лицом и с ним же полюбопытствовала, не знакома ли медам со звездой столичного театра Вдовии некоей Алиссией Тюри.

— Нет, — ответила крестная потеряшки, коей я мысленно дала статус свекресса, ибо такие гордые звания, как истеричка, грымза, мегера и медам, не включали в себя «жгучую» любовь к Таллу и причастность к роду.

— Жаль, вы бы быстро общий язык нашли.

— Хотите сказать, что она начитанна, умна, красива и ведет себя как леди? — уточнили у меня.

— Как наглая, капризная, обиженная на весь белый свет леди, — сообщила я с улыбкой и предложила гостьям кофе. — Редкий и очень дорогой напиток, вам понравится, как мы его готовим. — А готовить я его намеревалась долго и нудно, так, чтобы у гостий пропало желание пить кофе в столовой и появилась идея подняться наверх.

Но зря я надеялась на уединение и отсрочку. Едва поставила чайник, в кухню ворвалась тростиночка.

— Коньяку стопку!

— Лучше две, — вслед за черноглазой красавицей явилась свекровушка.

— Кому? — не поняла я.

— Гаммире, — в один голос ответили вошедшие и уселись за стол, — чтобы не сильно вредничала.

Что ж, спорить с этим доводом я была не в силах, свекресса действительно весьма вредная особа. И, на наше счастье, не поет. Мои мысли прервал тихий вопрос: