Наталья Самсонова - Игрейн. Леди с надеждой

Одно хорошо, с появлением девчонки мужчин от моих дверей убрали. Теперь у меня другой надзиратель. Именно Сабия поведала мне что маркиз проводит Любовную неделю вне Ковена. И что именно в этом году он изменил своим правилам и остался. Что девицы привязали шесть лент подле его покоев, отчего миледи Терцис громко ругалась. И повелела выпороть дур розгой.

Успокоившись, чему поспособствовала воцарившаяся тишина, возвращаюсь к чтению. Переворачиваю страницу, рыцарь, израненный, но с букетом горных эдельвейсов, преклоняет колено перед своей неверной возлюбленной, обещая все простить. Дева в замешательстве, у колдуна как-никак свой замок и доход — злые дела неплохо оплачиваются. А нищий рыцарь диво как лицом хорош и телосложением не обижен. Судя по гравюре, колдун скрестил за спиной пальцы и готов отписать половину земель, если рыцарь заберет свою возлюбленную.

За пределами моей комнаты что-то происходит. Внутри меня словно просыпается Проклятый дух — нестерпимо хочется выйти, узнать, что происходит и остаться незамеченной. Шаль, теплые носочки — чтобы не топать грубыми башмаками, я готова. Я тень, легкий сквозняк, не более чем мираж на грани сна и яви. Избегаю неверного света факелов, и жадно вглядываюсь в смутные фигуры впереди. Тонкий женский силуэт гнется, льнет к крепкому, широкоплечему мужчине. Ближе ко мне, перекрывая время от времени их фигуры, плотный стожок — пожилая женщина в простом платье. Старуха идет странно подергивая плечами, будто руки трясутся. Нет, младенческий плач быстро расставляет все по своим местам. Яркий магический светильник освещает всю компанию. Маркиз Амлаут, смутно знакомая девица — косы распущены, и старуха. Обе женщины плакали. Атолгар привлекает к себе леди, прижимается губами к макушке и та заходиться громкими рыданиями. Что происходит, вроде живы все?

— Ребенка следует оставить на милость богам, — женский голос сух, она не слишком переживает.

— Ваши слезы ранят мое сердце, миледи, — отзывается Атолгар. — отчего вы так поздно пришли?

— Вы позволите воспользоваться вашим Лекарским Покоем? — будто не слыша настаивает леди.

— Прошу, миледи, — в голосе боевого мага появились сочувствующие нотки. Тенью скольжу следом. Что они хотят найти в лекарском покое? Даже я знаю, что целитель Альбод, гордость крепости Амлаут, отбыл в деревню? Малышня насобирала в лесу трав, по примеру матерей, и заварила с них чай. Никто не умер, но работы целителям и знахаркам добавили. Вот и замковый лекарь отправился проконтролировать все происходящее.

Укрываю шалью лицо, чтобы глаза не блеснули отблесками света. Я ожидала зычного голоса милорда, требующего подать ему целителя или на худой конец его знахарок-помощниц. Но вместо этого, в полной тишине, они вышли из покоя, оставив там младенца. Одного. Атолгар утешает безудержно рыдающую леди, старуха бормочет какие-то молитвы. А ребенок один, в холодном и пустом лекарском покое. Они в своем уме? Провожаю взглядом удаляющуюся процессию, и просачиваюсь внутрь. Куцая память стучится в виски болью — покой выглядит так, как ему и положены. Полки на стенах заполнены лекарскими принадлежностями. Четыре треноги с угольями, на которых тлеют ароматные травы. Источник чистой воды журчит в каменном желобе. В центре комнаты плоский алтарный камень. За ширмой в углу должны быть узкие лежанки, но мне не это интересно. Добрая мать оставила своего посиневшего от рыданий сына совершенно голеньким на ледяном камне. Не знаю, чем болен малыш, но к утру его добьет холод. Посылаю укоризненный взгляд ликам Богов взирающих на меня со стен. Как вы допустили, жестокосердные?

Решительно отдергиваю в сторону ширму, есть, лежанки. Снимаю с плеч шаль, да так, что заколка срывается с косы и звенит по полу. После подберу. Заворачиваю ребенка в шаль и чувствую, как припекает самое сердце. Магия скользит от сердца к рукам и уходит в хрупкое, ледяное тельце. Этого мало, малыша нужно отогреть чем-то большим чем случайное колдовство. Неизвестно еще, на что пошла моя сила. О таких случаях, спонтанного исцеления, известно слишком мало. Укладываю мальчика на лежак, подхожу к полкам. Так и есть, глубокий таз. Согреть его не проблема. На полках нахожу смесь трав от простуды. Такому маленькому нельзя принимать зелья, но можно искупать в слабом отваре. За делами и заботами едва успеваю заметить, что шебутной, отогревшийся малыш едва не упал со своей постели. Подкатился слишком близко к краю. «Вот и славно. Водичка уже поспела, сейчас мы тебя помоем-отогреем, целителя Альбода дождемся и все то у нас будет хорошо». Тщательно проговариваю про себя слова, будто малыш может меня слышать, будто я могу говорить. Купаю ребенка до тех пор, пока вода не начинает остывать.

В лекарском покое достаточный запас простыней, хватает и чтобы вытереть мальчика и чтобы запеленать. Сверху укутываю его своей шалью и укладываю обратно на постель. Какие могут быть причины, чтобы оставить ребенка умирать в одиночестве? «Где ж ты так нашкодил, малыш? А главное, как? Не нужный ты, мелкий, как пить дать, не нужный». Ложусь рядом с ребенком, и ему теплей и мне легче. Сон приходит неспешно, и я упираюсь ладонью в лежанку, чуть подвернув локоть. Это не даст мне придавить ребенка.

Проснулась я от легкого прикосновения к плечу. Рядом стоял целитель Альбод. Растрепанные волосы, так будто со сна он не соизволил причесаться и вмятина на щеке от подушки.

— Согрейте чай, миледи, я осмотрю ребенка, — негромко произнес он.

Слуги лишний раз не заходят в лекарский покой. Надо же, ночью я этот закуток и не рассмотрела. Столик и три пуфа, точно, я слышала у целителя есть две помощница. Закряхтел заплакал ребенок, раздалось еще несколько голосов.

— Отнесите младенца кормилице, после снова ко мне. Целитель был взбудоражен. Тонкие, нервные пальца обхватили стенки чашки. Пытливый взгляд искал на моем лице тайны мироздания.

— Это невероятно, миледи, — отпив глоток он отставил чашку в сторону. — Это просто невероятно. Мое имя Альбод, я — замковый целитель.

Я киваю и пытаюсь жестом показать, что уже слышала про него. Целителя явно берет оторопь от моих жестов, но он резко встряхивается и возвращает мне кивок.

— Остаточные следы крапинки, я с таким еще не сталкивался, — Альбод запустил обе руки в вихры. — Благословение Богов, не иначе. А, и вот.

Передо мной на стол легла заколка. Ох, я бы и не вспомнила. Как почти забыла про оледеневшие ноги. Тру ступни друг о друга, и целитель, как-то мягко улыбнувшись, опускается на колени.

— Не пугайтесь. Ногам становится почти жарко. Сначала одной, затем другой.

— Мы не можем позволить вам заболеть. Идите к себе, миледи. Я зайду проведать вас позже.