Алиса Элер - В погоне за солнцем (СИ)

Казалось, я только-только сомкнул глаза — и тут же проснулся от легкого прикосновения. За это время закатное небо успело выцвести до грязно-серого, а вода, озаренная золотом утонувшего в ней солнца — погаснуть.

— Прибыли, — негромко сказал Нэльвё, убирая руку с моего плеча. Я кивнул и нехотя, превозмогая оставшуюся после сна слабость, поднялся.

Чувствовал я себя странно: все болело, но общее состояние как будто улучшилось. Голова, во всяком случае, больше не норовила взорваться от каждого звука.

Я настороженно покосился на Нэльвё, заподозрив, что без его участия здесь не обошлось, но вопрос попридержал.

Камелия уже вывела свою кобылицу на берег и теперь ждала нас, трепетно прижимая к себе чудом уцелевший в сумятице бегства чемоданчик. Я перекинул сумки через круп Стрелочки и взялся за поводья. Несчастная кобыла, всласть «налюбовавшаяся» изнанкой мира, теперь постоянно всхрапывала и нервно приплясывала. Я хотел поделиться с ней спокойствием и уверенностью, но не рискнул: любое, даже такое маленькое и скромное волшебство отнимало силы, а их у меня почти не осталось. Поэтому я только сочувственно погладил ее по узкой мордашке, и зашептал, уговаривая успокоиться:

— Тише, тише…

В вечернем воздухе разлилось то сладкое беззвучие, которое может быть только на исходе дня. Тихо переругивались об оплате паромщики и путники. Негромко шептались воды, обнимая потемневшие доски. Тихонько вздыхали заросли ракиты и камыша, покачиваясь в такт ленивым, уже сонным порывам ветра.

Хрустальная ясность вечера разбилась одним-единственным словом.

— Мастер…

Мне отчаянно захотелось провалиться сквозь землю от этого тихого и робкого сейчас голоска.

— Камелия, не стоит.

Я не хотел слышать того, что она мне скажет, не хотел ничего говорить в ответ. Не хотел — и не собирался, готовый пойти на откровенную грубость.

— Мастер, простите за то, что случилось тогда, в городе… Это было… ужасно глупо, я понимаю! И я… больше я не допущу такой ошибки, правда! Обещаю!

— Камелия, это не ошибка, — перебил я, не дослушав: от ее нелепых, неправильных слов во мне вспыхнуло раздражение. — Наоборот, это — правильно, и никак иначе! Правильно не причинять другим боль, правильно не подчинять других своей воле. Но иногда приходится поступаться этой «правильностью». Например, когда тебя пытаются убить. Но если вы не можете…

— Я могу! — воскликнула она, звонко и ясно, с детским упрямством, не услышав ничего из того, что я сказал. — Знаю, что могу. И смогу! Мне… ужасно жаль. Правда! Все случилось слишком быстро, и я…

— А в следующий раз все произойдет медленно? — плюнув на все и перестав смягчать, едко спросил я: — Дело ведь не в этом!

— В этом!

— Тогда почему раньше Вы видели причину в другом? — холод моего голоса окатил ее, словно перевернутый ушат воды. Камелия замерла, сначала побледнев, а потом вспыхнув от стыда. — Вы не можете причинять боль, Камелия. Или, нет: не «не можете», а не хотите. Поймите это и признайте. И подумайте вот о чем: из-за того, что нам угрожала смертельная опасность, а вы промедлили и отказались вмешиваться, я вынужден был причинить боль еще и вам — хотя не хотел этого. Сделай Вы все сразу, как подобает, этого можно было бы избежать. Попустительство злу — гораздо больший грех, чем его уничтожение. Это — неизбежность.

— Рассказываешь леди о прославленной аэльвской жестокости? — улыбнулся Нэльвё, присоединяясь к нам. — Ох уж эти бессмертные, у которых «нет сердца»!

Отрекшийся лукаво подмигнул ей, с неожиданной добротой. Камелия приободрилась, но отвечать не рискнула. Нэльвё улыбнулся еще шире, и со смешком продолжил:

— Мы не подвластны страстям, это верно. Они для нас — пустой звук. Да, чувства, да, долг, да — правильность. Но не страсть. Она всегда ведет к отступлению. Страстями вымощена дорога во тьму. Мы не жестоки, мы — справедливы.

— И если для спасения Вашей или чьей-нибудь жизни мне потребуется подвергнуть вас боли — я не буду колебаться ни секунды из-за лживого милосердия. Это все равно что вместо ампутации загнивающей ноги дать умирать больному. Милосердие? Да, милосердие. Глупое преступное милосердие.

Девушка, чуть приободрившаяся было, вновь побледнела и отчаянно сжала маленькие кулачки.

— Камелия, прекратите, — смягчился я. — Особенно — извиняться. Извиняться перед вами должен я. Мне жаль, но…

— Я не сомневался ни секунды, — закончила Камелия, подняв твердый взгляд. — Потому что так было нужно. Я понимаю. Понимала, когда просила прощение за то, что подвергла нас всех опасности… прошу и сейчас: за то, что вынудила вас поступить именно так.

— Ну, ну! Меньше надрыва и сентиментальных слов! — фыркнул Нэльвё, подмигнув слишком посерьезневшей девушке. — Лучше скажите, господа: мы так и будем стоять на берегу этой на ладан дышащей пристани или двинемся уже, наконец… а куда, собственно, мы двинемся?

— Боюсь, до ближайшего постоялого двора — и не шагом дальше, — усмехнулся я. — Иначе вам опять придется меня тащить.

— Но-но-но! Хорошенького понемножку! Симулянты отправятся волоком… позади лошадей.

— Посмотрю-ка я, как ты это сделаешь в присутствии Камелии! — ехидно заметил я. И, разом отбросив шутливые интонации, спросил, спохватившись: — Кстати, неужели пристань забыли украсить моим портретом? Странно, учитывая количество расклеенных в Ильмере и Торлиссе объявлений.

Камелия вдруг ахнула:

— Точно! Ваши ведь портреты были — тогда, на воротах Академии! Я еще посмотрела мельком — знакомые вроде черты… а вы заметили?

— Руку на отсечение даю — заметил, — с мрачным удовольствием сказал Нэльвё. — И в Ильмере — тоже. Вон как задергался.

— Мне на минуточку показалось, что вы хотели нас покинуть… — робко, сама не веря в то, что говорит, начала Камелия. И осеклась, увидев, как я изменился в лице. — Или не показалось?

Я смущенно кашлянул, но промолчал.

— Даже не надейся и на этот раз уйти от ответов, — пригрозил Нэльвё, поняв, что разговор предстоит долгий, а вести его сейчас некогда. — Разберемся с ночлегом — и объяснишь, наконец, что происходит.

— Все всё объяснят, — согласился я, многозначительно смотря на Отрекшегося.

— Все! — радостно подхватила Камелия.

Мы с Нэльвё переглянулись, и в его взгляде явственно прочиталось: «Не всё так не всё».

Я едва сдержал смешок, продолжив нарочито серьезно и совсем о другом:

— Поедем по королевскому тракту? Впрочем, там наверняка будут расклеены объявления о розыске…

— Они и тут были, — «вовремя» поделилась Камелия. — Вас мастер Нэльвё зачаровал.

Разговор сам собой сошел на нет.

Я вскочил в седло. Слабость еще чувствовалась, но держался я более-менее уверенно.