Алиса Элер - В погоне за солнцем (СИ)

— Вы о себе или о ваших поклонницах? — серьезно спросила Висения, но в ее золотых глазах плясали искорки смеха.

— Вообще-то я говорил о поклонницах, но после вашего вопроса крепко призадумался и уже не столь в этом уверен, — нарочито серьезно поправил ее он и беспомощно развел руками. Висения рассмеялась: заразительно и удивительно мелодично.

Белокаменные стены оборвались высокими распахнутыми дверьми.

Они вошли в бальную залу — и Эрелайн сощурился, едва не ослепнув от льющегося отовсюду света. Он дрожал в зеркалах, дробился мириадами бликов в драгоценных камнях, рассыпался ослепительными искорками по мрамору пола и стен, по дорогому шитью платьев и изысканным украшениям.

— Пора заканчивать разговор, — нахмурилась Висения, раскрыв веер — зелено-золотой, как ее колдовские глаза.

— Пора. Но кроме шуток, леди! Ответьте: должен ли я провести весь вечер с моей невестой? Я не силен в бальном этикете, простите мне невежество.

— Вы должны ей один-единственный танец, мой лорд. А там — сколько сами захотите! — ее легкий смех перезвоном прокатился по зале и ушел ввысь, разбившись о тонущий в свете свод. — Уверяю вас, нашей прекрасной принцессе не дадут заскучать. Желающих выказать почтение всегда много.

— Мое почтение, леди!

— Мое почтение!

Висения присела в элегантном реверансе и почти сразу — с кем-то защебетав, кому-то улыбнувшись — растворилась в золотом великолепии бала.

Гости и гостьи, леди и лорды, aelvis со всех концов Зеленых Холмов… Когда-то, в прежние времена, среди них кружили fae — озорные, смешливые, капризные духи лесов, полей, лугов и озер. Порой в круг танцующих вступали и смертные, осмелившиеся нарушить давний запрет — и навсегда покидали мир людей. На исходе наполненной хмельным волшебством и искристой радостью ночи, как только ее небо начинало светлеть и заниматься зарей, наваждение Беллетайна рассеивалось, и смертные становились причудливыми тенями; наваждениями, расцвеченным перламутром. Редкие счастливчики, говорят, обретали бессмертие, и в следующую Ночь шагали в круг танцующих уже как aelvis… Но в это Эрелайн совсем не верил.

Венценосное семейство встречало гостей стоя на последних ступенях беломраморной лестницы, щедро раздаривая улыбки, благоволения и обещания.

Лорд Этвор — высокий, статный, с мальчишеской улыбкой и смеющимися глазами. В отличие от него самого, выходящего в свет лишь изредка и чувствующего себя нервозно, непривычно, лорд-правитель держался легко и свободно. В движениях, в улыбке, в смешливом прищуре глаз — естественность и непринужденность. Ему не нужен был меч, чтобы отстоять правоту: слово в его руках стало острее стали. Лучший дипломат из всех, кого знал Эрелайн, лорд-правитель смог усмирить вражду — и удержать Холмы в единстве.

Рядом, по правую руку — леди-правительница, Айори из дома Шепчущих с пламенем. Златоглазая, златоволосая, вся словно сотканная из света и отблесков пламени. Чарующая улыбка, ослепительная красота, безупречный вкус. И глаза — сияющие, будто бы искренние… Будто бы.

…Леди Айори, как и ее супруг, была из тех, кто рожден, чтобы править: мастерски плетущей вязь интриг, рассыпающей улыбки и дарящей покровительство невесомым взмахом ресниц, надломом бровей, нежным изгибом губ.

Сыновья стояли по обеим сторонам от них. Оба златоглазые, с волосами цвета гречишного меда, в черных, расшитых золотом сюртуках братья одинаково походили на мать — и удивительно не походили друг на друга.

Высокий, с сурово поджатыми губами, давящим взглядом и привычно опущенной на эфес меча рукой, наследник, Роальд. С ним Эрелайн имел пару деловых бесед и едва ли был доволен их результатом: старший сын правителя не унаследовал ни склонности к интригам матери, ни умения добиваться компромиссов — отца. Роальд стоял на своем до последнего, отказываясь идти на уступки и признавать правоту кого-либо, кроме себя.

О младшем же, Даррене, Эрелайн только слышал и, увидев, проникнулся необъяснимой симпатией: младшему сыну лорда-правителя хотелось верить. Его светлые глаза лучились добротой и теплом. Таких правителей превозносят — и презирают, не ядом, так кинжалом свергая с престола.

Роальд раздавал приказы, Даррен — улыбки и приветствия. Роальд не желая подать руку, приветствуя, и подержать разговор, Даррен распахивал объятья навстречу друзьям и приглашал погостить в Изломе Полуночи.

Кто из них прав?

Никто. Оба ошибаются.

Первый — в том, что ставит себя выше подданных, чурается подать им руку, разделить кусок хлеба и кубок вина. Второй — в том, что верит, будто одни его искренность и доброжелательность помогут удержать власть. И оба не смогут увидеть сплетающуюся паутину заговора. Потому что подданные не прощают слабости. И неважно, что стало ее причиной.

— Эрелайн вьер Шаньер, владыка теней, лорд дома Пляшущих теней, хранитель Сумеречного перевала и сумеречных дорог!..

Эрелайн шел к ним, чеканя шаг, и толпа расходилась перед ним двумя схлестнувшимися волнами, опадая поспешными, но безукоризненными реверансами и поклонами.

…И когда герольд в трубном реве, выкрикнул его имя, опустился на одно колено — перед верховным правителем Холмов… и перед ней.

— Приветствую Вас, мой лорд.

Четкие, решительные, безупречно-искренне выговоренные слова. Безупречная стать, безупречный шаг. Верность, почтение…

И холод безразличия, который выглядит как сдержанность.

— Право, лорд Эрелайн, не стоило! — с почти что приятельской улыбкой воскликнул лорд-правитель. — Встаньте! Приветствую Вас в Круге Фаэ, на Цветочном балу в ночь Беллетайна!

— Лорды Роальд, Даррен, мое почтение. Почтение и Вам, леди-правительница.

Улыбка — сдержанная, но как будто бы теплая. Словно ему не все равно.

— Как жаль, что судьба так редко сводит нас. Несравненное удовольствие — лицезреть вашу сиятельную красоту и греться в ее лучах.

— Ах, позвольте! — смех, столь же безупречно-мелодичный, как лучшие мелодии эпохи Заката: совершенные… и пустые. — Вы льстите мне, лорд!

Лесть, шутки, недомолвки и клятвы, давно потерявшие свое значение.

— И почтение Вам, моя леди.

…перед ней — небесно-лазурной, сотканной из ледяных северных ветров. Осколки льда — взгляд, шелк волос — черный край ночи…

Ириенн вьер Лиин. Единственная из детей лорда-правителя Холмов, пошедшая лицом в отца. Но только лицом.

«Принцесса» была столь же молчалива, как и ее старший брат, наследующий титул лорда-правителя. Она не выносила высокосветского общества, редко посещала приемы, распугивая охочих до внимания венценосной особы характером и тяжелым, пронзительным взглядом. Но ее высокомерность и кажущееся презрение происходили не из гордыни, а из одиночества.