Алексей Переяславцев - Попытка контакта (СИ)

Нахимов был сильно занят, поэтому приказ поступил от контр-адмирала Истомина — краткий и категоричный.

— Приказываю произвести разведку вблизи Босфора. Риск для корабля запрещаю! Посему в бой без необходимости не вступать.

— Ваше превосходительство, разрешите опробовать вооружение на дальней дистанции. Осмелюсь доложить: риска при этом никакого.

Истомин чуть задумался, потом ответил:

— Повторяю: без малейшего риска. Никаких повреждений быть не должно!

В самый последний момент доставили кристаллы для защиты. Тифор вызвался установить их на нужные места уже на ходу.

Первого июня «Морской дракон» вышел в море. А рано утром шестого апреля три пароходофрегата (английские «Один» и «Донтлесс», французский «Юридис») первым вышли из Босфора навстречу русскому разведчику. Правда, они сами об этом не подозревали. Вслед за ними шла эскадра: семь пароходофрегатов, девятнадцать линейных кораблей и два транспорта. У них был приказ атаковать Одессу.

Командир «Дракона» отнюдь не собирался напрягать экипаж и двигатели. Железный корабль шел ходко, но без особой спешки, делая шестнадцать узлов (по лагу), даже без постановки «Гладкой воды».

— Три корабля прямо по курсу!

От крика сигнальщика в рубку поспешили и подвахтенный офицер (им был лейтенант Мешков), и все прочие высшие чины. Своих тут не могло быть по определению. Но пока что над горизонтом были видны только мачты. Судя по отсутствию дыма, неприятель шел под парусами.

Не прошло и четверти часа, как над горизонтом уже завиднелись корпуса трех противников. А на расстоянии не более двух миль за ними шла целый эскадра. Командир взялся за подзорную трубу.

— Два англичанина, один француз, — объявил он. — Трубы виднеются, но дыма нет. Значит, котлы холодные. Полагаю, узлов одиннадцать на полном ходу дадут, а то и все двенадцать.

Мичман Шёбёрг чуть заметно качнул головой:

— Осмелюсь возразить, Владимир Николаевич. Сейчас идут бакштагом, да только ветер слабоват; даже когда пар дадут — и то в двенадцати сомневаюсь.

И поскольку именно второй помощник исполнял обязанности штурмана, то он добавил:

— По счислению: не более сорока миль от входа в Босфор.

Казалось, Семаков был всецело поглощен зрелищем идущей навстречу эскадры и потому никак не отреагировал на слова мичмана. Но тут командир отвел глаз от подзорной трубы, и на лице его появилась улыбка, в которой начисто отсутствовала доброжелательность.

— А наш-то — зубастый, — несколько двусмысленно шепнул младший унтер Зябков стоявшему рядом боцману. Тот согласился:

— Точно, зубастый.

С этого момента прозвище прилипло.

Характер улыбки подтвердился:

— Корабль к бою!

Эта команда была хорошо усвоена экипажем. На учениях командир был достаточно требователен (хотя в зубы не совал), и нижние чины затвердили порядок действий накрепко. Матросы довольно быстро сняли рамы со стеклами, отнесли их в трюм, а другая группа поставила тяжеленные броневые заслонки. На самом деле эта броня, конечно, таковой не являлась (обычная низкоуглеродистая сталь без термообработки), но и для капитана Риммера, и для российских моряков сама концепция бронирования боевого корабля с помощью специально подготовленного металла была в новинку. Дверь до особой команды оставили открытой.

Несомненно, на вражеской эскадре заметили «Морского дракона». Последовал интенсивный обмен сигналами. Из трубы «Юридис» 10 повалил черный дым.

Капитан Мерсье отсигналил англичанам, что сам займется преследованием. Француз радовался, что победу не придется ни с кем делить. Победу при Синопе он считал не успехом русских, а провалом турок. Зная о превосходном состоянии машины и котлов на своем корабле, он не сомневался в исходе боя — конечно, если русскому не удастся каким-то чудом удрать. Вероятно, не последнюю роль сыграло подсознательное стремление утереть нос гордецам-англичанам.

Английские капитаны дисциплинированно и даже охотно подчинилсь командору. Надобно заметить, что командир «Донтлесса» не страдал отсутствием честолюбия. Но он не был знатного происхождения, поэтому не заканчивал элитную школу и, хотя ухитрился дослужиться до капитана боевого корабля, но большее ему не светило. Мистер (не сэр, тем более не лорд) Скотт опирался в своей морской работе на силу ума, а не характера. А еще он наблюдал битву при Синопе (издали), и это зрелище навсегда излечило его от недооценки русских. Как раз в данном случае недооценка прямо напрашивалась. Крохотный кораблик, водоизмещение которого на глаз не составляло и двухсот тонн, заведомо не мог быть серьезным противником. На его юте в хорошую подзорную трубу просматривалась пушечка (одна!) мизерного калибра — и ни единого пушечного порта по бортам. Парусов и быть не могло: некуда ставить. То есть этот корабль приводила в ход только паровая машина. Правда, не было дыма, но англичанин знал, что земляное масло, будучи употреблено вместо угля, практически бездымно. Полностью беззащитное суденышко. Но капитан Скотт не поверил в глупость капитана этой скорлупки. И предположил, что защита явно разведывательного кораблика в его скорости. Почти наверняка гоняться за ним бесполезно, а вот навести на огонь замаскированных русских батарей этот якобы безобидный корабль в состоянии.

Командир «Одина» видел то же самое, но у него была другая позиция. Сразу же после выхода в море механик доложил о возможных проблемах с обоими котлами, и капитан Райдер втихую обрадовался приказу не ввязываться в погоню. Еще не хватало, чтобы машина стала мертвым грузом аккурат во время похода или, того хуже, в бою.

Командир «Морского дракона» не давал команд типа «Право на борт» — ни к чему. Легкий штурвал и без того делал дело.

Пока длился разворот, противник приблизился на пару миль. Пароходофрегат под французским флагом явно прибавил в скорости, поскольку опередил англичан не меньше, чем на полмили. Погоня началась.

Котлы «Юридис» разогревались; скорость, соответственно, росла, но пока что расстояние между беглецом и преследователем сократилось незначительно. А вот от английских кораблей тот и другой оторвались.

Когда мачты двух пароходофрегатов скрылись за горизонтом, русский капитан совершил явный промах: принял на румб к югу. Капитан «Юридис» с легкостью раскусил намерения хитрого русского. Тот с очевидностью рассчитывал, что среди прибрежных мелей, имея меньшую осадку, сумеет уйти от погони. Но Мерсье знал, что у береговой черты можно налететь на рифы, а вот на мель — нет. У противника день, похоже, выдался не из удачных. К тому же на этом кораблике явно обнаружились проблемы с машиной: скорость заметно упала. «Юридис», сохраняя курс, начал отжимать противника к берегу, который уже завиднелся на горизонте.