Наталия Московских - Нити Данталли (СИ)

— Видишь ли, я… зависим, — аркал помедлил, подбирая последнее слово. — И моей вины здесь, пожалуй, нет, меня таким сделали. Художник, что жил здесь до тебя.

— Мальстен, — тихо произнес данталли, опуская взгляд. — В труппе часто о нем вспоминают…

— Да, — кивнул Бэстифар. — До его появления я считал, что расплата данталли — самое большое наслаждение для аркалов. Но, когда встретил Мальстена, понял, как ошибался: далеко не каждый кукловод способен испытывать то, что необходимо таким, как я. Видишь ли, у мучений Мальстена был особый, ни на что не похожий вкус. Это была расплата, которую он… как бы это сказать… оберегал. Чтобы получить ее, мне нужно было уговорить его. Он никогда не сообщал мне о ней, старался до последнего пережить ее самостоятельно, несмотря на все годы, что я работал с ним.

Глаза Дезмонда округлились.

— Что за безумец стал бы терпеть такое, если можно избавиться?

— В том и суть! — глаза аркала блеснули. — Никто. И никто не переносил расплату на моей памяти так стоически, как это делал Мальстен. Боль могла свалить его с ног, лишь когда он пересекал все доступные для своих возможностей границы. И даже тогда он не просил меня ни о чем, мне приходилось спрашивать его согласия. Это до ужаса раздражало, но приносило чувство полного… насыщения. Усиливало вкус стократно, делало само ожидание все более волнующим из раза в раз. Это вызывает зависимость. Попробовав нечто столь пьянящее и дурманящее, уже не можешь получать удовольствие от чего-то, что менее насыщенно на вкус. Впрочем, вряд ли ты поймешь.

Дезмонд молчал. Впервые Бэстифар был с ним столь откровенен. И впервые заговорил о прошлом данталли, который жил в этом дворце.

— Когда я нашел тебя, я думал, ты будешь вести себя так же, как Мальстен. Думал, вы все такие, — усмехнулся аркал. — Но я ошибся. И поэтому существуют эти два часа: я не теряю надежды научить тебя терпеть. Всего два часа, Дезмонд, это ведь не так уж много! Для сравнения приведу пример: перед тем, как я отправился на Войну Королевств в качестве персонального аркала для Мальстена, он каждое сражение управлял целой сотней человек, при этом участвуя в битве! И каждый раз он пережидал расплату в своей палатке на задворках вместо того, чтобы праздновать победу. Единственное, о чем Мальстен тогда думал, это о том, что нельзя кричать, потому что крик привлечет внимание, и его раскроют! Как думаешь, сколько длилась его расплата за сотню? У него не было возможности отдать ее, нужно было терпеть и не позволить себе даже закричать. Ты можешь хотя бы представить себе нечто подобное?

Дезмонд едва заметно качнул головой. Аркал хмыкнул.

— Так я и думал, — досадливо сказал он и вновь направился к двери. У самого выхода из комнаты, он замер и обернулся к данталли. Голос его вновь стал холодным, лицо сделалось непроницаемым, как фарфоровая маска. — В следующий раз, когда попытаешься возмутиться насчет двух часов, будешь ждать четыре.

Не дожидаясь ответа, Бэстифар покинул комнату. Он слышал лишь, как ошеломленный данталли ахнул от страха.

Аркал спешно направился к лестнице и спустился в подземелье. Ему было просто необходимо сейчас получить хотя бы видимость того, что демонстрировал Мальстен. К тому же расплата Дезмонда была противна его рукам…

Бэстифара поражало, что этот данталли во время беседы не узнал историю об анкордском кукловоде, хотя, казалось, поле Ста Костров Кровавая Сотня и ее командир стали известны едва ли не каждой собаке на Арреде. Но не Дезмонду. Этот данталли всю жизнь был озабочен лишь спасением собственной шкуры и даже этого не научился делать достаточно хорошо.

Покачав головой, Бэстифар заставил себя отбросить мысли о Дезмонде и, пройдя две пустующие тюремные камеры, достиг клетки, перед которой с напряженным видом стоял стражник.

— Оставьте нас, — скомандовал аркал. — Я позову, когда вы будете нужны.

Стражник почтительно склонил голову.

— Да, государь, — отозвался он и поспешил исполнить приказ.

Бэстифар посмотрел на человека в клетке. Он распорядился, чтобы узника хорошо кормили и содержали в надлежащем виде. Пленник, несмотря на свое положение, должен был иметь представительный облик.

С момента их первой встречи лишь седых волос на голове охотника стало больше. Волевые черты широкого лица, яркие зеленые глаза, подтянутое стройное тело, несмотря на возраст — все осталось прежним.

Узник не спал. Казалось, он всегда бодрствовал, не бросая попыток выбраться из своей тюремной камеры.

Бэстифар улыбнулся.

— Доброй ночи, Грэг. Вижу, тебе тоже не спится.

— Ты правильно делаешь, что не спишь. Тебе осталось бодрствовать не так долго, так что наслаждайся моментом, — отчеканил охотник, обжигая посетителя взглядом зеленых глаз. — Рано или поздно я добьюсь, чтобы ты уснул вечным сном.

Бэстифар снисходительно осклабился.

— Каждый раз, как ни приду, ты сыплешь угрозами. И каждый раз одними и теми же. Не надоедает?

Охотник лишь прищурился, не удостоив аркала ответом.

— Что ж, я не теряю надежды, что однажды ты проявишь фантазию, — развел руками пожиратель боли.

— Что тебе нужно, Бэстифар? — закатил глаза Грэг.

— Ничего особенного, — невинно улыбнулся аркал. — Я лишь хотел сказать, что наша прелестнейшая леди Аэлин, похоже, напала на след Мальстена. Уверен, в скором времени он приведет ее сюда к тебе на помощь. И тогда семья Дэвери наконец воссоединится.

Кулаки охотника сжались. Он вскочил с койки и метнулся к прутьям клетки, готовый разорвать Бэстифара на куски.

— Будь ты проклят!

Аркал едва заметно пошевелил пальцами, вокруг его руки начал роиться красный свет, от действия которого Грэг осекся на полуслове. Он стиснул зубы и отвернул голову в сторону, чувствуя, как боль расплаты иного существа вгрызается в каждый нерв его тела. Руки пленника задрожали, сжимая прутья решетки.

Бэстифар с трудом сдержал победную улыбку. По его спине пробежал холодок наслаждения. Грэг Дэвери был человеком, но отличался упорством и выносливостью, которых так не хватало Дезмонду.

Аркал остановил воздействие, и охотник прерывисто выдохнул.

— Присядь, Грэг. Ночь будет долгой, — нарочито сочувственно протянул Бэстифар.

— Можешь пытать, сколько вздумается. Я не закричу.

Здесь с охотником было трудно спорить. Грэг всегда сдерживал крик до последнего. Однажды он потерял сознание от боли, но не издал ни звука. Это был воистину прекрасный экземпляр.

Бэстифар кивнул, вновь приподнимая руку для воздействия. Пожиратели боли как мастера пытки славились тем, что им никогда не приходилось марать руки. Они обладали способностью, как забирать чужое страдание, так и отдавать его.

— Я знаю.