Наталия Московских - Нити Данталли (СИ)

Аэлин приблизилась к спутнику и осторожно дотронулась до его лба, тут же ахнув и отведя руку: у Мальстена начался сильный жар. Должно быть, инфекция все же проникла кровь до того, как рана была очищена. Аэлин даже не была уверена из-за цвета крови, что сумела очистить рану до конца.

«Это ведь может убить его», — мелькнуло в голове охотницы, и холодная волна опасения пробежала по ее спине.

— Ох, нет! — воскликнула молодая женщина, бросаясь к своей сумке. Она лишь надеялась, что у нее осталось хоть что-то от ее снадобья против лихорадки. Толченый корень златолиста должен был остановить заражение, если еще не слишком поздно.

— Есть! — победно воскликнула охотница, извлекая из сумки пузырек. Остатков корня должно было хватить на одну порцию отвара.

Не теряя времени и надеясь, что на данталли это средство подействует так же, как на человека, Аэлин бегло разлила по мискам приготовленную похлебку, сполоснула котелок и спешно набрала воды для отвара, тут же высыпав туда остатки корня златолиста.

Пока готовилось снадобье, охотница сидела возле Мальстена. С трудом сняв с него плащ, она то и дело утирала ему лоб влажной тряпицей, пытаясь хоть немного сбить жар. Тело данталли била лихорадочная дрожь, лицо было белым, как известь.

Аэлин мысленно торопила приготовление отвара, сознавая, что не может позволить Мальстену так погибнуть. Теперь у охотницы не укладывалось в голове, что несколько часов назад она собиралась вонзить стилет ему в грудь.

Данталли вдруг издал слабый короткий стон, голова резко повернулась в сторону. Дрожь усилилась. Аэлин ухватила раненого за руку, которой он с силой сжимал землю.

— Нет, Мальстен, не вздумайте! — сквозь зубы произнесла молодая женщина. — Не вздумайте умирать, слышите?

Разумеется, он не слышал.

Выругавшись про себя, Аэлин осторожно снова осмотрела рану и с ужасом поняла, что ее края, несмотря на недавнюю обработку, выглядят плохо. Кожа вокруг воспалилась и потемнела. Оставалось лишь надеяться, что у данталли такой ужасный темный цвет за счет крови был признаком воспаления, а не некроза…

Бесконечно долгие полчаса, пока остывал отвар, Аэлин неустанно боролась за жизнь Мальстена Ормонта, меняя тряпицы и пытаясь сбить жар.

Когда отвар, наконец, был готов, молодая женщина чуть приподняла голову раненого.

— Мальстен, вы меня слышите? Вам нужно выпить это…

Она приблизила чашку к губам данталли, и тот вдруг открыл глаза, уставившись на охотницу невидящим взглядом.

— Нет! Стой! — отчаянно воскликнул он, взмахнув рукой так, что едва не заставил молодую женщину разлить последнюю порцию отвара.

Аэлин быстро совладала с волной мимолетной злости на раненого, отставила чашку и взяла данталли за руку.

— Не надо, Бэс… — тихо произнес он.

Охотница нахмурилась.

«Бэс? Что это за имя такое? Мужское? Женское?» — подумав, что в бреду данталли может вспоминать о какой-то женщине, Аэлин внезапно для самой себя почувствовала горечь на языке. Она с усилием взяла себя в руки и вновь заговорила с раненым ласково и вкрадчиво, стараясь осторожно донести до него свою мысль.

«Неважно, кого он там вспоминает. Здесь и сейчас важно не дать ему погибнуть!»

— Мальстен, — тихо произнесла охотница. — Мальстен, это Аэлин. Посмотрите на меня.

Взгляд данталли не прояснился, однако дыхание, казалось, стало спокойнее.

— Аэлин… — повторил он.

Молодая женщина вновь осторожно взяла чашку и поднесла ее к губам раненого.

— Выпейте это, Мальстен. Ну же…

Он, казалось, не сознавал, что происходит, но послушался и выпил отвар. Через полминуты глаза его снова закрылись, и данталли погрузился обратно в свой бред.

— Пожалуйста, Бэс… — разобрала Аэлин, вновь ощутив странный укол доселе невиданного чувства. Совладав с собой, охотница продолжила борьбу с лихорадкой данталли.

— Клянусь всеми богами Арреды, Мальстен Ормонт, — решительно произнесла она, — я не дам вам умереть.

Грат, Малагория.

Двадцать первый день Юстина, год 1485 с.д.п.

Данталли неспешно прошел со своим пленником мимо стражи в красных плащах и устало потер глаза, на которые словно давил изнутри этот вездесущий враждебный цвет. В тот же момент Мальстен через нити, оплетающие пойманного охотника, почувствовал, что тот хочет усмехнуться и отпустить едкое замечание по этому поводу, но демон-кукольник не позволил ему издать ни звука, сохранив лицо своего врага спокойным и невозмутимым. Послушная марионетка выглядела совершенно естественно, ни у кого не вызывая подозрений по пути во дворец. Стражники у ворот почтительно кивнули другу принца и пропустили данталли и его пленника внутрь.

Добравшись до нужной комнаты, Мальстен с досадой окинул взглядом пустующие покои Бэстифара: он надеялся найти аркала именно там и сократить время контроля над плененным охотником, но надеждам его не суждено было сбыться — поиски пришлось продолжить.

— Мальстен, ты не ошибся комнатой? — с усмешкой окликнула данталли темноволосая женщина, неслышно появившаяся в коридоре. — Насколько я знаю, твои покои в другом крыле дворца.

Кукловод тяжело вздохнул и обернулся на голос.

— Кара, ты не подскажешь, где сейчас принц? — спросил он, почтительно кивнув. Женщина чуть приподняла подбородок. Она всегда держалась с гостем Бэстифара подчеркнуто холодно, хотя не скрывала, что он вызывает в ней опасливый интерес.

— Спустился в подземелье, — ответила она несколько секунд спустя, изучающе посмотрев на охотника. — Кто это с тобой?

— Гость, — таинственно улыбнулся данталли. Кара прищурилась, уставившись на кинжал, убранный за пояс мужчины в красной рубахе.

— Вооруженный гость, — констатировала она. Мальстен качнул головой.

— Он не опасен.

Кара понимающе хмыкнула, невольно посмотрев на руки данталли. Каждый раз она стремилась увидеть те нити, о которых рассказывал ей Бэстифар, но обычному человеку это было не под силу. Аркалу нити были видимы лишь потому, что являлись причиной расплаты, а он мог увидеть любую причину боли.

— Принц внизу, — повторила Кара и поспешила удалиться.

Мальстен благодарно кивнул женщине и проследовал к лестнице. Все это время охотник покорно молчал и сохранял миролюбивое выражение лица. Движения его казались расслабленными и естественными. Именно таким его впервые увидел аркал, когда данталли довел свою марионетку до подземелья.

— Бэс, — окликнул Мальстен, входя в помещение. Наследный принц Малагории стоял посреди небольшой вымощенной кирпичом комнаты напротив холста, исписанного непонятными узорами совершенно разных цветов.

— А, Мальстен! — аркал расплылся в улыбке. — Заходи. После твоего представления на меня, можно сказать, напало вдохновение. Мне до ужаса захотелось посмеяться над псевдохудожниками и теми ослами, которые называют это , — он указал на перепачканный красками холст, — искусством. Я рассказывал тебе, как недавно ко мне зашел один знакомый моего отца, мы заговорили с ним о живописи, и я сболтнул, что немного увлекаюсь ею? Представь себе мое удивление, когда я показал ему это уродство, а он назвал это новым веянием среди художников. Абстракция , так он сказал! Данталли оставался серьезным, предчувствуя, как расплатится за контроль над человеком в красном. История Бэстифара сейчас не заставила его даже ухмыльнуться. Аркал внимательно посмотрел на руки Мальстена и изучающе приподнял голову.