Юрий Силоч - Олаф, глупый король (СИ)

— Вот-вот… — пробурчал Олаф себе под нос, — И я о том же…

«Сим докладываю вашему величеству, что я, Грельви, сын Вагни, назначенный королевским Инспектором Опочивален, во время проверки в опочивальне баронессы Брук столкнулся с явным непочтением со стороны вышеназванной особы.

Повествую обо всем по порядку.

Во исполнение нового закона Вашего Величества о налогах на роскошества, блуд и пьянство, ваш покорный слуга направился с проверкой в особняк барона и баронессы Брук, что на Драгоценной улице.

Со мною было двадцать человек гвардейцев (полный подушный список в конце доклада), а сам я был снабжен верительною грамотою Вашего Величества, оговаривающей мои обязанности.

По приходу к особняку и просьбе отворить ворота, служка баронессы Брук ответил нам неучтиво, и сказал, чтобы шли мы не в особняк баронессы, а в места другие, королевского инспектора и гвардейцев недостойные, а грамотою от Вашего Величества подтерлись все по очереди.

Двери сломав и слегка повредив служку баронессы (в чем беру вину на себя и раскаиваюсь искренне), мы прошли в особняк с целью проверить опочивальню.

В опочивальне картина нас ждала следующая — баронесса Брук незаконно, не оповещая об этом соответствующий приказ, распутничала с собственными же слугами, коих было четверо, и среди коих находилась даже одна девица.

На вопросы мои, уплачены ли соответствующие налоги на сношение, ответила она криком и оскорблениями, требовала уйти немедля, угрожала и даже порвала верительную грамоту почти пополам (порванная грамота, шерифом уликой называемая к докладу приложена). Полюбовники ее напасть на меня попытались, однако, гвардейцы короля, вовремя вызванные, их утихомирили, немного, как и служку привратного, повредив (о чем я не сожалею, ибо напали они по своему разумению).

Баронесса кричала на нас словами непристойными, дворянскому званию ее несоответствующими, и платить отказывалась вчистую, и из-за того, пришлось мужа ее, барона Брук, искать по всему дому, и в подвале его найти, в состоянии совершенно непотребном, возле винной бочки сидящим и возлияниями обильными занятым, в связи с чем мною было принято решение оштрафовать данного благородного господина еще и по статье «пьянство». Услышав про штрафы, барон Брук начал, подобно жене его, буянить, но был быстро успокоен силами гвардейцев.

По прошествии времени, барон и баронесса смирились с участью, их постигшей, в преступлении раскаялись (немало тому поспособствовал приказ Вашего Величества взимать налоги имуществом движимым, в случае невозможности оплаты деньгами).

Мною составлен был подробный рапорт вашему величеству о платах, четой Брук произведенных:

— За каждого ейного полюбовника (и за девицу в том числе), по 5 золотых Харальдов, равняется двадцать Харальдов.

— За сопротивление королевской власти, буянство, скернословие, да за непочтительность к документам королевским, коей является моя порванная грамота — 20 золотых Харальдов.

— За питие вина утром, — 3 золотых Харальда, за неуемность в питие (три пинты полныя) — по одному Харальду за пинту, всего 6 Харальдов золотом.

Итого: Сорок шесть полновесных Харальдов золотом.

Королевский Инспектор Опочивален

Грельви, сын Вагни»

— За короля Олафа! — отсмеявшись, провозгласил тост шут, к этому времени снявший пестрый наряд, колпак с бубенчиками и смывший грим.

Советник и Олаф до сих пор боролись с подступающими приступами хохота, и пить пока не могли.

— Аай… — отмахнулся Олаф, — Это ваша победа, милсдарь, не моя.

Все пока что шло как надо. Деревни, готовящиеся к мятежу запуганы до полусмерти орками и обезлюдели стараниями Сигурда, набравшего ополчение. Народ оттуда уже бежит на юг, так что скоро север может совсем обезлюдеть, но кого это волнует?

Сам Сигурд ведет половину ополчения из северян в Мнморт, якобы для того, чтобы обучить их воинскому делу, и вскоре прибудет, сделав для непокорных дворян большой сюрприз. Вторая половина ополчения, во главе со старшиной пограничной стражи, бегает по лесам, отстреливая подбрасываемых им светящихся медведей, волков и вепрей, и, потому, не особо опасна.

Шут, ставший теперь Главным Хранителем Казны Мнморта, в считанные часы накатал вместе с Асгримом и Советником проект будущей реформы, предусматривающей — неслыханная наглость — увеличение старых налогов и введение новых, унизительных для дворян. Налог на блуд, налог на пьянство, налог на роскошь, налог на леность, налог на личную охрану, налог на количество имен (некоторые особо вербующие в Всесоздавшего дворяне брали себе как можно больше имен, стремясь приобрести, таким образом, побольше святых-покровителей), и так далее, и тому подобное. Реформы начались всего два дня назад, а гвардейцев, и, особенно, Королевского Инспектора Опочивален уже готовы были разорвать на части. Заговорщики, по словам Асгрима, просто осатанели.

— Пойду-ка я спать, господа министры… — Олаф широко зевнул, вызвав этим немой укор в глазах Вегарда, пытавшегося с недавних пор привить королю светские манеры, — Чего и вам советую. Завтра к вечеру подойдет капитан с ополчением, обсудим, что делать, и на кого их натравить.

Пожелав спокойной ночи, Олаф проследовал в малую опочивальню, расположенную недалеко от кабинета, разделся, и, рухнув на широченную кровать, мгновенно уснул без задних ног.

Сон, снившийся ему был странным. Там был умирающий Харальд, была баронесса Брук, которая звала его присоединиться к оргии, Асгрим, что своей властью налагал штраф на Олафа за распутство, которого он не совершал, и шут, смеявшийся над всем этим. В конце концов, Олаф плюнул на всех, снял с пояса кошель, и отсыпал Асгриму столько монет, сколько тот требовал. Монеты падали в ладони главы Тайного Кабинета звонко, громко стучали друг о друга, и тут до Олафа дошло, что бряцанье железа — не сон.

Король подпрыгнул на постели, в мгновение ока, покрывшись холодным потом — и впрямь, в коридоре слышна какая-то возня, звон клинков и приглушенные крики. Олаф мигом вскочил, схватил стоящий у кровати добротный дубовый табурет, и в два прыжка очутился у двери — прислонился спиной к стене и взял свое импровизированное оружие наизготовку, приготовившись бить по голове любого вошедшего.

Шум боя (а это был, несомненно, бой), приближался к двери — сталь гремела все ближе, и сражающиеся уже не стесняли себя в ругательствах.

— Бегите, ваше величество! — крикнул кто-то, и секунду спустя, по коридорам громом пронеслись три выстрела.

Ощутимо запахло порохом — Олаф знал о стрелковом оружии — видел его в оружейной лавке, когда ездил на дальний юг вместе с Карлом-Жлобом, на ярмарку, продавать капусту.