Элейн Каннингем - Крылья ворона

Фиодор долго не отвечал.

— Пока я жив, нет, — поклялся он.

— А, ну тогда все будет хорошо, — легкомысленно заявила Лириэль, поддразнивая его и надеясь этим дурацким, но любимым людьми выражением изгнать печаль из его глаз. — Тебя очень трудно убить — Ллос знает, я пыталась.

Ее богохульная шутка заставила Фиодора слабо улыбнуться, и он снова потянулся к руке дроу, но не успел коснуться ее, как это сделал некто другой.

Внезапный лютый холод пронизал Лириэль, сковал ее тело и душу, словно объятия злого духа.

После первого шока Лириэль узнала знакомое ощущение, то самое, которому она так радовалась во время недолгого пребывания в Арак-Тинилит. В ту пору юная дроу относилась к Ллос с симпатией. Богиня слушала молившихся ей и вознаграждала за преданность, даруя магию. Такие щедрость и заботливость были ранее Неведомы Лириэль. Теперь она лучше узнала эту богиню. Ллос вовсе не любящая мать; Ллос — это сила, которая развращает и разрушает.

Ревнивая сила.

Взгляд Лириэль скользнул по лицу Фиодора, и ее мысленному взору опять предстало богослужение, обычное для Мензоберранзана: жрица, торопливо идущая к жертвеннику Ллос, держит в окровавленных ладонях поднос с еще трепещущим сердцем своего возлюбленного. Такого проявления преданности требовала Ллос. Едва лишь тлеющие угольки страсти грозили вспыхнуть чистым ярким пламенем, сердечные пожары дроу заливались кровью.

Она оттолкнула протянутую Фиодором руку и попятилась, крепко обхватив себя руками и мотая головой из стороны в сторону в яростном отрицании.

Фиодор непроизвольно шагнул к ней. Она шарахнулась от него и вскинула руку, отчаянно стремясь удержать его на расстоянии.

— Уходи. Уходи! — кричала она.

Он глядел, как она продолжает пятиться, уставившись на палубу огромными от ужаса глазами. С внезапной уверенностью, дарованной видением, Фиодор понял, что она не столько убегает от чего-то, сколько пытается увести это за собой прочь.

И тогда Фиодор увидел тень — огромный паук с головой прекрасной эльфийской женщины. Встающая луна была точно позади Лириэль, и тень кралась следом за дроу, двигалась с ней вместе, будто была ее собственной.

Повинуясь порыву, Фиодор выхватил меч и ударил паучью тень в самое сердце. Лезвие глубоко вонзилось в доски палубы. Прежде чем он успел выпустить рукоять, струя силы — холодной, темной и злой — ударила в меч и швырнула рашеми в воздух. Он ударился о борт с жутким глухим стуком.

— Беги, — умоляла Лириэль, — или плыви. Что угодно, только уходи!

Он не мог понять муку, звенящую в ее голосе, но не мог и оставить ее одну сражаться в этом поединке. Он оттолкнулся от борта и побежал. Вместо того чтобы снова атаковать, он подхватил Лириэль на руки и встал с нею так, чтобы их общая тень накрыла тень Паучьей Королевы.

— Ты не имеешь власти над Лириэль, — тихо произнес он, прямо обращаясь к затаившемуся злу. — Ты порвала с ней, а она — с тобой.

Слабый издевательский смешок зазвенел в его мозгу.

Волк всегда волк, — насмехался невероятно красивый женский голос, говоря на странном наречии, которое он каким-то образом понимал.

Лириэль закрыла уши ладонями.

— Она слышала нас, — безнадежно прошептала дроу. — Фиодор, оставь меня.

— Нет.

— Ты не понимаешь! Никакой мужчина не может встать между жрицей и ее богиней и остаться в живых!

— Ну и что? Ты же не жрица.

— Я была ею, — сказала Лириэль, — и Ллос не собирается отпускать меня.

— У нее нет выбора, — твердо ответил Фиодор. — Никакой бог, никакая богиня не может силой заставить свободную душу поклоняться себе. Ты хочешь быть свободной от нее?

— Да!

— Скажи ей это.

— Я уже говорила.

— Еще раз, — убеждал Фиодор, — и потом еще. Откажись от бога трижды, и все ваши связи с ним будут разорваны. Так говорится во всех старинных преданиях.

Похоже, попробовать стоило. Лириэль кивнула и сделала глубокий вдох.

— Госпожа Ллос, я не твоя жрица. Мать Ллос, я больше не твое дитя, — прошептала она.

Холод стал сильнее. Лириэль видела, что лицо ее друга побледнело, губы стали синевато-серыми. Страх за него вновь вернулся к ней, и она попыталась вырваться. Фиодор покачал головой, сильнее прижимая ее к себе, и укутал их обоих своим плащом. Общее тепло заструилось по их телам, гоня прочь тьму и стужу.

Дроу и ее рыцарь, едва дыша, прижались друг к другу и ждали ответа темной богини.

Время шло, и они не слышали ничего, кроме голосов занятых работой матросов да плеска воды за бортом.

Лириэль выскользнула из объятий Фиодора и шагнула вперед. Тень, бежавшая перед ней в лунном свете, была ее собственная — тень маленькой стройной дроу, расправившей плечи и дерзко вскинувшей голову.

Она подавила мгновенную слабость облегчения и тускло улыбнулась Фиодору.

— Когда я в следующий раз начну тебя дразнить насчет твоих заплесневелых сказок, напомни мне об этой минуте.

— Лучше нам обоим забыть ее, — возразил он. — Все это принадлежит прошлому, и пусть там и останется.

— А оно останется? — Голос ее был неожиданно серьезен.

— Ты должна сделать так, чтобы осталось. Не произноси это имя. Не делай ничего, что могло бы способствовать ее возвращению.

— Эй, Первый Топор! — окликнул грубый мужской голос.

Они оба обернулись на зов. Фиодор непродолжительное время носил этот титул и был боевым вождем Руафима. Некоторые из сражавшихся тогда рядом с ним плыли сейчас на «Нарвале».

Несколько моряков бросили работу и недоуменно таращились на дроу и ее спутника, пытаясь понять причины необъяснимой вспышки Лириэль. Большинству, однако, было не до этого — они перевязывали раненых, скидывали за борт трупы булливагов и смывали с палубы кровь. Один мужчина стоял отдельно от остальных, указывая на луну окровавленной шваброй. Фиодор узнал его, это был Хальрик, седой ветеран, бывалый воин и моряк. На фоне луны взмахивали темные птичьи крылья, и вид их был ему знаком.

— Ворон? — прошептал он.

Лириэль подошла к нему, заслоняя глаза рукой от яркого сияния луны. Эта тайна самым тесным образом была связана с ними обоими. Фиодор любил называть ее «маленький вороненок», и за время странствий по Поверхности она уже немало узнала об этих умных, удивительных птицах, чтобы высоко оценить такое сравнение и понять, что за этим прозвищем стоит некое странное предвидение.

— Разве они летают не только днем? И ведь мы в двух, а то и трех днях пути от суши!

Он кивнул.

— Это не простая птица.

— Полная луна, — глубокомысленно заметил один из моряков. — Самое время для странных гостей. Я как-то раз убил оборотня, и как раз в полнолуние.

— Полнолуние там или нет, но это предзнаменование, — пробормотал другой. Пальцы его начертили в воздухе охранительный знак, и он подозрительно взглянул на дроу. — Дурное предзнаменование!