Вера Камша - Башня Ярости. Книга 1. Чёрные маки

Сандер, впрочем, против кошек ничего не имел, и меня это устраивало. Конечно, будь моя воля, я бы предпочла рысь, но сейчас это излишняя роскошь, а вот ищу я, похоже, впустую. Что ж, прости меня, Тарра, но я своего все равно добьюсь!

Некогда в Арции имелась Академия, и тамошние ученые с полным основанием утверждали, что у коровы не может родиться жеребенок, а на ветке яблони вырасти слива. По-своему они были правы, но мне были нужны нарциссы, которые в здешних краях не росли. И мне некогда было за ними тащиться за тридевять земель, а посему я остановилась на гусином луке, который был того же роду-племени, хоть и отличался от королевского цветка, как кошка от тигра.

Я достала кинжал Астени и уколола себе руку. Пролить мою кровь трудно, но я могла распоряжаться ею, как хотела. Этой капли хватило бы, чтобы сжечь какой-нибудь городок или прикончить небольшую армию, а я пустила ее на цветочки. В конце концов, это моя кровь, что хочу, то и делаю. Кстати, превратить человека в жабу или свинью намного проще, чем одно растение в другое. Растение легко убить, разбудить, заставить расти или цвести, но вот переделать… Эти зеленые создания такие упрямцы. Капелька крови в темноте начала светиться алым, раздуваясь в прозрачную алую сферу. Магия крови всегда завораживает… Любопытно, Роман смог бы превратить лук в лилию другим способом? Наверняка бы смог. Эльфы уговорят зеленую братию на что угодно. Может, попробовать? Но Астени мне не объяснил, как это делается, а гадать некогда.

Алая сфера достигла нужного размера, оторвалась от руки и повисла в воздухе, ожидая приказаний. Я произнесла нужное Слово, и светящийся шар опустился на землю. Сквозь прозрачные стенки я видела, что там происходит. Сначала исчезла, словно бы растаяла, и так почти полностью засохшая трава, затем из черной земли появились острые росточки, и это было замечательно. Чего я только в своей жизни не вытворяла, но вот цветы пока не воспитывала.

Гусиный лук рос как на дрожжах, вслед за листьями появились цветочные стрелки и раскрылись желтенькие звездочки. Извини, дорогой, но тебе придется побелеть. Кажется, я перестаралась, или растение оказалось на редкость жизнелюбивым, но под красной сферой шевелилась целая охапка весенних цветов. Ладно, пусть будет! Больше – не меньше. Я сосредоточилась, начиная трансформацию. На стебельках осталось по одному цветку. Лишние отпали, зато уцелевшие увеличились в размерах и посветлели. Вроде получилось! Это были именно нарциссы, возможно, неизвестный садовникам сорт, ну да не беда. Зато не тюльпаны, не маки, не гвоздики и не какие-то странные белые и красные штуки с непристойными середками, которые очень ценятся в некоторых мирах.

Я устала, но была совершенно счастлива, глядя на выходцев из весны, казавшихся сквозь истончившуюся стенку розовыми. Может, их такими и оставить, ведь красиво… Нет, чего доброго, «новорожденный» углядит в этом кровь и прочие нехорошие вещи и в очередной раз обвинит себя во всех смертных грехах. Пусть будут белыми. Когда мы победим, я всю Арцию засажу розовыми нарциссами, а также сиреневыми, голубыми, зелеными и черными. Всем назло! А пока белые, и только белые! Нарциссы Тагэре для короля Тагэре. Какая я все же умница! Если Александра не развлекут нарциссы, мне останется лишь с визгом броситься ему на шею, хотя еще вопрос, в его ли я вкусе. Впрочем, я женщина занятая…

Я хотела одного – быть рядом с Рене, а меня обманули, оторвали от него, заставили сначала превратиться в чудовище, потом вмешаться в дела, о которых, будь моя воля, я б и слышать не желала. Я вернулась домой. И что же? Развалившаяся Арция, спятивший Проклятый, какие-то Пророчества – и никаких известий о пропавшем императоре. Никаких… Не хочу, не могу думать о том, что все – и мой уход, и мое возвращение – окажется бессмысленным и мы так и останемся на разных берегах вечности. Я найду его, найду! Но сначала поставлю на ноги сероглазого короля, не могу же я его бросить…

Какой мерзавец посмел поставить у его изголовья глиняную кошку-копилку?! Ярость, испытанная Пьером Тартю при виде омерзительного предмета, затмила даже ночные кошмары. Пьер благополучно проснулся в своей постели, и, разумеется, никакого маркиза Гаэтано он не видел, равно как и короля. Александр Тагэре мертв, а мириец бежал из Мунта, бежал и не возвращался, а за кошку слуги ответят. Он сегодня же сменит всех лакеев, имевших доступ в его комнату. Сегодня же!

Тартю схватил омерзительную игрушку и с силой швырнул об стену. Вместо ожидаемого треска раздалось гневное мяуканье, и король с недоумением уставился на стоящего у стены черного короткошерстного кота. Зверь был вне себя от ярости. Выгнув спину и прижав уши, он лупил себя по бокам хвостом и издавал хриплое шипение. Взбешенный не меньше кота, король схватил шнур звонка. На сей раз слуга появился немедленно.

– Убрать! – прорычал король, указывая в угол.

– Прошу прощения у Его Величества, что именно Его Величество хочет убрать?

Тартю со злостью глянул сначала на слугу, потом на кота и не поверил собственным глазам. Твари нигде не было, равно как и черепков от разбитой копилки. Неужели и это было сном?

– Мы желаем одеваться. – Пьер счел за благо не возвращаться к разговору о коте.

Лакей поклонился и вышел. Тартю услышал, как тот возгласил:

– Его Величество изволили проснуться…

Двери распахнулись, и толпа нобилей, допущенных к участию в утреннем королевском туалете, наполнила обширную спальню. Одним из первых указов Пьер возродил дворцовый этикет, бытовавший при дворе первого короля из династии Лумэнов. Чем быстрее подданные поймут, что король отнюдь не первый среди равных и уж тем более никакой не слуга Арции, а ее полноправный господин, тем лучше. Пусть Конклав еще не назначил дату коронации, он, Пьер Тартю, стал королем в тот день, когда одержал победу. И никто не посмеет оспаривать его права и тем паче над ним издеваться. Пусть стоят и смотрят, как одевается их повелитель, ожидая, как милости, возможности подать постельничему чулки или подвязки. Это быстро отучит видеть в сюзерене простого смертного, а гордецы, не желающие ожидать пробуждения государя, свое получат – и очень скоро. От рассуждений о собственном величии Тартю оторвало хриплое, надсадное мяуканье. Кошка в комнате все-таки была!

Пьер с раздражением оглядел лица придворных. Те, как могли, старались хранить невозмутимость, но король не сомневался, что мяуканье слышали все. Слышали и промолчали, потому что… Проклятый! Да потому что в доме повешенных не говорят о веревке, а в доме бастардов – о кошках… Следовало или рассмеяться, или приказать лакеям найти и вышвырнуть наглое животное, но Тартю, сам не понимая почему, сделал вид, что ничего не слышал, и подозвал старательно прячущего глаза гофмейстера.