НИЭННАХ ИЛЛЕТ - ЧЕРНАЯ КНИГА АРДЫ

– Ты исполнишь мою просьбу?

– Чем ты заплатишь?

– Я покажу тебе, где скрывается Бараир, сын Брегора.

Гортхауэр жестко усмехнулся:

– Чего бы ты ни попросил – невелика будет цена за столь великое предательство. Я исполню. Говори.

…Тарн Аэлуин, чистое зеркало, созданное в те времена, когда мир не знал зла. Тарн Аэлуин, священное озеро, чьи воды благословила некогда Мелиан, владычица Дориата – так говорят Люди. Тарн Аэлуин, отныне кровь на твоих берегах, и птицы смерти кружат над тобой…

– …Ты исполнил свое обещание. Я исполню – свое. Так чего же ты просишь?

– Я хочу вновь обрести Эйлинель и никогда более не разлучаться с ней. Я хочу, чтобы ты освободил нас обоих. Ты поклялся!

– И не изменю своему слову. Эрэден!

Те минуты, пока молодой человек не вошел в зал, показались Горлиму вечностью.

– Эрэден, этот человек ищет свою жену, Эйлинель.

Тот опустил голову:

– Я не знаю, что с ней, Повелитель.

– Как?..

– Она отказалась уйти. Сказала, что не покинет свой дом. Больше я не слышал о ней.

Лицо Гортхауэра не дрогнуло, но Горлим смертельно побледнел.

– …Там оставалась женщина. Что с ней?

– Великий, клянусь, я не знаю! – в ужасе взвыл Орк.

– Лжешь. Она мертва.

– Нет, нет, клянусь! Пощади!..

– Она мертва. И убил ее ты. Ты нарушил приказ. Я не повторяю дважды: ты заплатишь жизнью.

– Я не виноват! Она…

– Повесить, – безразлично бросил Майя, поворачиваясь к Горлиму. Столь безысходное отчаяние было написано на лице человека, что в душе Майя против воли шевельнулась жалость. Но он вспомнил широко распахнутые смертью глаза Тавьо и стиснул руку в кулак. На лице его появилась кривая усмешка.

– Я держу слово. В Обители Мертвых вновь обретешь ты Эйлинель и никогда не расстанешься с ней. Смерть дарует свободу, и смерть будет для тебя меньшей карой, чем жизнь. Хочешь прежде видеть, как умрет виновник твоего несчастья?

– Нет… – прошелестел голос человека. – Нет, Жестокий. Вы отняли у меня все – так берите и мою жизнь. А пыток я не боюсь.

Гортхауэр невольно отвел глаза: в этот миг сломленный горем и отчаяньем человек нашел в себе силы держаться почти с королевским величием.

Действительно ли дух злосчастного Горлима явился Берену, сыну Бараира, или сердце подсказало ему, что он должен вернуться – кто знает… Из последних соратников отца он не застал в живых никого. Он похоронил Бараира и отправился по следу Орков: те не ушли далеко, полагая, что из Изгнанников в живых никого не осталось, даже не выставили стражу, и Берен смог подкрасться почти к самому костру.

– Славная работа! Жестокий должен наградить нас: все они перебиты!

– Зачем ему нужно это кольцо? – предводитель Орков взвесил на ладони кольцо Бараира. – Что ему, золота не хватает?

– Не пристало ему быть столь жадным до золота.

– И я говорю. Вот что: скажем – на руке этого… не было ничего. Запомнили? А кольцо будет моим.

Орки захохотали. И тогда Берен вылетел стрелой из своего укрытия, ударил Орка ножом и, схватив кольцо, скрылся в лесу. Ошеломленные Орки не стали даже преследовать его.

– Повелитель Гортхауэр.

– Велль… ты?

– Я ухожу. Я не могу больше оставаться с тобой. Ты был жесток.

– Они убили твоего брата, моего ученика!

– Ты был несправедлив. А это кольцо – оно не для тебя, – лицо юноши осталось бесстрастным.

Гортхауэр взглянул ему в глаза. И – вздрогнул. «Ты – его ученик… Взгляд тот же… Неужели он тоже отвернется от меня?»

– Не уходи, Велль… Я прошу…

– Я понимаю. Не могу, прости.

В Аст Ахэ он отправился сам. Учитель уже ждал его. Сотни раз по дороге представлял себе Гортхауэр этот разговор, и когда услышал тихое: «Выслушай меня, Гортхауэр…» – напряженные до предела нервы не выдержали.

– Будешь говорить, что я жесток? Конечно, легко рассуждать о милосердии и справедливости, когда твои руки чисты, потому что за тебя сражаются и умирают другие!..

Он осекся, мгновением позже осознав смысл своих слов. Мелькор медленно провел рукой по лицу, словно пытаясь собраться с мыслями, но промолчал и, отвернувшись, медленно пошел прочь, тяжело прихрамывая.

– Учитель, прости, прости меня! – отчаянно выкрикнул Гортхауэр. Вала не ответил. Кажется, он не услышал.

Ему больше не было места в Аст Ахэ. Как и тогда, сотни лет назад, он не смел показаться на глаза Учителю – но теперь вся вина лежала на нем самом. Он стал избегать людей – особенно Видящих Истину, летописцев – страшась снова встретить взгляд, так похожий на взгляд Учителя, и услышать: «Я не могу остаться с тобой. Ты был несправедлив».

Если бы он был человеком, о нем сказали бы: «Он ищет смерти», – столь отчаянно-обреченно шел он в бой во главе своих воинов. И не было у него сейчас ни кольчуги, ни шлема, ни щита; но, казалось, что-то большее, чем искусство воина хранит его и от малейшей раны. И более, чем Нолдор, более, чем Орков, ненавидел он сейчас самого себя. Он сам стал похож на вервольфов с Тол-ин-Гаурхот – Волчьего Острова, из крепости, что звалась когда-то Минас Тирит, и глаза его, как глаза затравленного зверя, горели отчаяньем и всесжигающей ненавистью.

– Гортхауэр…

– Велль? Ты?.. – лицо Майя болезненно дернулось. – Зачем ты здесь?

– Меня прислал Учитель. Он хочет видеть тебя.

– Зачем… – он поперхнулся последними звуками слова и с трудом выдавил. – Я нужен здесь.

– Ты не понял. Он хотел говорить с тобой.

– Нет! Я не хочу… не могу… Скажи ему все, что угодно – я не могу, понимаешь? – глаза Майя умоляли.

Велль покачал головой:

– Я не умею лгать.

– Он… наверное, презирает меня… – голос Майя упал до шепота.

– Нет. Но ты больно ранил его. Это не он говорит – я. Ты был жесток, Гортхауэр.

Майя стиснул руки так, что побелели костяшки пальцев. Человек долго молчал, потом спросил очень тихо:

– Что же передать ему? Каков твой ответ?

Мгновение Гортхауэру хотелось крикнуть: «Я еду, теперь же, сейчас! Пусть говорит, что угодно, любая кара – все равно, только бы вымолить прощение!..»

– Нет. Не могу. Не теперь. Может быть, потом… – он склонил голову и глухо повторил. – Нет.

Когда наступила зима, и на окаменевшую землю выпал первый нетающий снег, настало тяжкое время для всякой живой твари, на которую охотились ее враги. Но у зверя и птицы есть логово или гнездо, и не все волки в лесу охотятся на одного оленя. У Берена, сына Бараира, не было никакого пристанища, и Орки травили его в лесах упорнее и жесточе любой волчьей стаи. Они не слишком торопились, видно считали, что одиночке-изгнаннику никуда не деться. Давно уже он не спал как следует и не ел досыта. Уже много дней он не грелся у костра, опасаясь выдать свой ночлег. И, несмотря на это, он оставался страшным врагом. Не проходило и дня, чтобы Орки не теряли одного-двух из своей шайки. Тем сильнее жаждали они уничтожить его или захватить живым. И вряд ли увидели бы его после этого Гортхауэр или Владыка Ангбанда.