Роберт Асприн - Смертоносная зима

В ответ она сказала:

— А Джанни? Как же душа твоего несчастного напарника? Как ты мог оставить его с Ишад — с этой проституткой тьмы? Как ты мог…

— А как ты можешь мучить Рэндала? — спросил Нико холодно, подойдя к ней поближе и протянув руки, в которых ничего не было. — Мне так тяжело сейчас. Ради меня, отпусти его. Невредимого. Свободного от чар. Не зараженного враждебной магией.

Он говорил это, мягко притягивая ее к себе, но Роксана была вынуждена отступить, боясь пораниться о его доспехи. Он мог бы придумать что-нибудь получше, чем прийти к ней в кирасе, выкованной Энтелехией Снов. ГЛУПЫЙ мальчик. Он был красивым, но неразумным, чистым, но слишком невинным, чтобы проявить хитрость, которую пытался выразить своей улыбкой. Роксана махнула рукой позади себя.

— Сделано.

Как только она произнесла это, внутри дома раздался безумный вопль, полный триумфа, и что-то с треском вывалилось из окна.

Нико в изумлении посмотрел вслед Рэндалу, яростно ломившемуся через кусты. Потом кивнул одобрительно и произнес:

— Теперь мы одни, не так ли?

— Ну… — Она помедлила. — Остались только мои змеи.

Несколькими легкими пассами она придала очарование своей фигуре, сделав более видимыми девичьи формы и сменив на ласковое и нежное выражение лица, источавшее до того злость и опасность. Во имя всего, что она почитала, Роксана любила этого мальчика с такими ясными карими глазами и такой светлой душой. Во имя всего, что было для нее священным, прикосновение его руки, когда он, галантно обняв ее, повел в ее собственный дом, было несравнимо с прикосновениями всех мужчин, обычных и колдунов, которых она когда-либо знала.

Она желала лишь одного — чтобы он был с ней. Роксана отослала змей, вынужденная лишить одну из них телесности за то, что та стала возражать, выдвигая доводы о том, что Роксана, таким образом, лишает себя защиты и становится доступной для нападения со стороны как людей, так и богов.

— Сними эти глупые доспехи, любимый, и мы вместе примем ванну, — прошептала она, наполняя позолоченную ванну водой, от которой шел пар.

Когда она вновь обернулась, Нико уже разделся и стоял перед ней, протягивая руки, чтобы снять с нее одежду, и тело его выражало готовность принять ее.

Он вошел в нее в горячей воде и с горячей страстью. Однако в тот момент, когда она дошла до оргазма и уже готова была произнести магическую руну, чтобы завладеть его душой навсегда, снаружи послышался шум.

В первый момент ей показалось, что гром и молнии обрушились на все ее тело, но это были лишь громкие шаги множества бегущих ног и песнопения жрецов Вашанки, которые в полном составе явились к ее дому с развевающимися боевыми вымпелами и оглушительными горнами, разрывающими барабанные перепонки.

Нико был, застигнут врасплох так же, как и Роксана. Он обнял ее и, крепко прижав к себе, произнес:

— Не волнуйся. Я позабочусь о них. Оставайся здесь и призови всех своих слуг — не потому, что я не сумею тебя защитить, — так, на всякий случай.

Колдунья видела, как он поспешно надел на мокрое тело доспехи и выбежал наружу с оружием в руках.

Ни один смертный не вставал прежде на ее защиту. Поэтому, когда Роксана, окруженная змеями и мертвецами, поднявшимися из могил, увидела, как Нико повалили наземь, обезоружили, бросили в клетку (нет сомнений, что она предназначалась для нее) и увезли прочь, она зарыдала — по тому, кто ее любил, но был отнят у нее ненавистными жрецами.

И тогда она замыслила месть — месть, которая будет обрушена не только на жрецов, но и на Ишад, эту вероломную некромантку, и на Рэндала, которого не стоило выпускать, да и на весь Санктуарий — на всех, кроме Нико, самого невинного из них, который, останься он с ней чуть-чуть подольше, наверняка признался бы ей в любви по собственной воле и таким образом стал ее навеки.

А что до остальных — их ждала расплата в Аду.

Некая дама держала свой путь в Санктуарий вместе с караваном из Сумы, после Аурвеша обросшим попутчиками. Ее лица никто не видел — его скрывала густая двойная вуаль из белой и серо-голубой ткани. Она покрывала всю ее голову, напоминая миниатюрную палатку, закрепленная венком из таких же белых и серо-голубых цветов. В грязно-белой шерстяной домотканой робе сумских погонщиков скота дама в вуали казалась довольно бесформенной; похоже, она была либо довольно полной, либо ждала ребенка. Путешественники часто заматывали шарфами нижнюю часть лица, предохраняясь от холода, но женщина в вуали никогда не показывала своего лица выше бровей и ниже огромных темных глаз.

Естественно, что погонщики каравана и попутчики удивлялись, строили предположения, высказывали различные мнения и спорили по этому поводу. А невинные малыши и прямолинейные подростки были настолько бестактны, что спрашивали ее в лоб, почему она прячется за вуалью и под этой бесформенной одеждой.

— О, мой дорогой малыш, — отвечала дама в вуали ребенку, потрепав его по пухлой смуглой щечке своей изящной и довольно хорошенькой ручкой. — Это из-за солнца. От него я вся покрываюсь зелеными бородавками. Правда, ужасно?

Однажды подобный же вопрос был задан одной из спутниц, которая сочла возможным выйти за грань приличий и пренебречь учтивостью.

— Сифилис, — скупо ответила дама в вуали. Женщина, задавшая вопрос, видимо, была лишена чувствительности настолько, что даже не покраснела и не извинилась. Только глаза ее расширились, и она вдруг вспомнила, что ее ждут в другом месте.

Первое объяснение всерьез не восприняли: если это было так, как мудро заметили попутчики, то почему она не носила перчаток на руках, которые оставались очень красивыми — руки настоящей леди? Второе объяснение прозвучало пугающе. К нему отнеслись с подозрением, но кому охота было ненароком подцепить сифилис или нечто подобное? Люди стали ее сторониться, просто на всякий случай.

Охранник из Мрсевады, крупного телосложения и припои наружности, тоже оказался прямолинейным, но на иной манер. Он знал, чего можно добиться своей сверкающей белозубой улыбкой на красивом лице. Она уже принесла ему немало побед и принесет еще больше. Пообещав своим приятелям, что скоро узнает разгадку, он с наглой самоуверенностью обратился к даме в вуали:

— Что ты прячешь под всем этим тряпьем и вуалью, дорогуша?

— Лицо сифилитички и беременный живот, — ответила ему женщина без лица. — Хочешь посетить меня сегодня ночью в моей палатке?

— Ах… я, ох, нет, я только хотел…

— А что прячешь ты за этой фальшивой улыбкой, стражник?

Он растерянно заморгал, и ослепительная улыбка исчезла с его лица подобно тому, как рассеиваются в небе пушистые белые облака.