Кэрол Берг - Сын Авонара

— Нужно посмотреть, есть ли здесь лекарства, — произнесла я. — Каменный корень, кроветвор или ивовая кора от жара. Повар Ферранта лечился травами Келли. Может быть, есть и другие травы.

Баглос, словно вспугнутая моль, вился вокруг хозяина.

— Я поищу, — сказал он, быстро постукивая кончиками пальцев друг о друга, — только сейчас я не знаю, как они выглядят.

Д'Натель тронул дульсе за плечо.

— Детан дету, дульсе. Найди лекарства для госпожи.

В этот миг с Баглосом произошла удивительная перемена, я поразилась бы меньше, если бы он вдруг стал выше на две головы. Ни сомнений, ни колебаний, слуга с миндалевидными глазами опустился перед Д'Нателем на колени и произнес спокойно и уверенно:

— Детан ето, Гире Д'Арнат.

— Ты вспомнил, — сказала я, когда Баглос вышел.

— Не совсем, — ответил принц, глядя, как я обтираю лоб Тенни мокрым полотенцем. — Я знаю слова приказов дульсе, которых не знал сегодня утром или вчера, но не могу сказать, что вспомнил их. Я не знаю, из чего следует, что я когда-то это знал.

— Но Баглос принесет то, что мне нужно?

— Если это здесь есть.

Я влила немного бренди в рот Тенни и снова взглянула на Д'Нателя, который отошел от кровати, сложив руки за спиной, и теперь изучал стоявшую в комнате мебель.

— А ты знаешь что-нибудь еще, чего не знал раньше?

— Нет. За исключением вашего языка, как ты уже догадалась. До сегодняшнего вечера он был для меня как язык зверей — ничего узнаваемого. Только те слова, которым ты научила меня, имели смысл. Речь Дассина была словно ключ, вложенный в замочную скважину, все зубчики оказались на своих местах. Но это не возвращение памяти…

— Значит, ты не знаешь, чем закончилось послание Дассина, не знаешь, почему Селина перед смертью засмеялась и сказала… то, что сказала?

— Я знаю не больше тебя.

Пока я отирала кровь и испарину с лица и рук Тенни, Д'Натель стоял, прислонясь к стене и сложив руки на груди, и смотрел на меня. Я предложила ему самому выпить немного бренди, чтобы он не потерял тот свой негромкий голос, который сумел вернуть, но он покачал головой, предпочитая исцеляться привычным молчанием.

Баглос вскоре вернулся и опустился перед господином на колени.

— Готово, господин.

Он передал мне два бумажных пакетика. В одном оказались маленькие листочки, по форме похожие на сердце, пакет был подписан: «От рваных ран, разрывов, ожогов, гнойников, омертвения». Во втором свертке были полоски грубой серой коры.

— Точно то, что мне нужно, — сказала я. — Спасибо. Вам обоим.

Д'Натель кивнул. Баглос светился от счастья, его радость померкла, только когда Тенни застонал во сне.

— Когда вода закипит, нужно будет залить кору… — Я рассказала Баглосу, как готовить ивовый настой и что мне потребуется для приготовления припарки из листочков каменного корня. Через час настой был готов и я затягивала бинты на обработанной ране.

— Можно сделать для него что-нибудь еще? — спросил Баглос. Дыхание Тенни стало хриплым и прерывистым.

— Кто-то должен остаться с ним. Давать ему ивовый отвар, когда он успокоится или очнется. Позже, когда он сможет есть, приготовим ему жидкую кашу или похлебку. Это все, что я знаю.

Мы решили, что первой буду дежурить я. Дульсе сказал, что поищет, из чего сварить похлебку, и поставит ее на огонь, а потом немного отдохнет, прежде чем сменить меня.

Я оглядела спальню, опрятную и чистую, какой и должна быть комната управляющего в хорошем доме. Шкаф со стопкой чистого, аккуратно сложенного постельного белья на верхней полке, деревянный стул и скамеечка для ног в углу, рядом столик для свечи, сейчас загроможденный чашками и ложками, небольшая конторка, на которой помещались бухгалтерская книга, перья, бумага, закупоренная бутылочка чернил, и туалетный столик с гребнем, бритвой и набором небольших коробочек разных цветов и фасонов, в которых лежали воротнички, пряжки и застежки.

Осмотрев шкаф, я нашла чистую ночную рубаху, сделавшуюся тонкой и мягкой от долгих лет носки. Я попросила Д'Нателя помочь мне поднять Тенни и надеть на него рубаху. Принц сделал, как я велела. Когда я стягивала со спины Тенни лохмотья, оставшиеся от его рубахи, глаза Д'Нателя сузились.

— А что это у него на спине? Он не воин. Не раб и даже не слуга, судя по его виду.

На спине Тенни остались страшные, грубые доказательства его заточения. Застенчивый, робкий Тенни, существо не от мира сего… Мышцы живота свело от возмущения и гнева.

— Его били, — пояснила я. — Жестоко били, пронзили мечом и бросили умирать. Те, кто его пытал, хотели, чтобы он предал друзей, сказал королю, что мой муж и наши друзья хотели свергнуть его с престола. Тенни не хотел говорить ничего, что ухудшило бы наше положение. Он очень старался.

— Но он сказал то, что хотел услышать король?

— Да.

— Предал товарищей, твоего мужа, ваших друзей?

— Да, но…

— Он должен был умереть молча. С честью. — Казалось, принц хочет пойти вымыть руки. — Как ты можешь заботиться о нем после всего? — Его презрение жгло меня.

После того как мы уложили Тенни на подушки, я завязала тесемки рубашки на шее и накрыла больного одеялом.

— Это не его вина. Кейрон простил его, и я знаю, остальные тоже простили.

— Простить такое предательство…

— Прощение не имеет никакого отношения к поступкам и их последствиям, а только к сердцу. Им не нужны были доказательства любви Тенни, они лишь хотели избавить его от мучений. Они все равно должны были умереть. Во всем этом мало чести.

— Должно быть, ты ненавидишь тех, кто это сделал.

— Я много лет ненавидела их, но теперь… я не знаю. Ненависть не может исправить то, что было сделано.

Взгляд Д'Нателя на миг задержался на раненом. Затем принц вышел из комнаты.

Я долго сидела с Тенни, удерживая его, когда он метался и стонал в забытьи, вытирая ему лицо и руки, когда на него накатывал приступ лихорадки. Когда он успокаивался, я вспоминала невероятные события этого вечера. Горевать по Селине было нелегко. Уходя, она была полна веселья. Я не могла жалеть о том, что перед кончиной принесла ей смысл жизни и радость. Келли — другое дело. Оставлять девушку, обладавшую таким знанием, в гневе и так близко к зидам рискованно. Но она явно в состоянии постоять за себя. Мы не могли тащить ее насильно.

И Дассин… какая невероятная история. Два мира, отраженные друг в друге. Как получилось, что дж'эттанне забыли свой долг? Нравственное падение? Страх? Может быть, существование в чужом мире притупило и уничтожило их память? Это я могла понять. Возможно, они осознавали, что с ними происходит, и создали свои легенды и традиции, Ав'Кенат и остальное, в попытке исцелиться. Но что бы они ни предприняли, этого оказалось недостаточно.