Кэрол Берг - Сын Авонара

Любовь к легендам была частью натуры Кейрона. Как бы ему понравилась эта! Как много она объясняет. Чудесная легенда, сказал бы он, и его взгляд затуманился бы, он затерялся бы в мире грез, и его сила увеличивалась бы с каждым пережитым там приключением.

Ночь проходила, а мои мысли все больше устремлялись к Кейрону, чего не случалось с того самого дня, когда я покинула дворец Эварда. Все эти годы я отказывалась даже произносить его имя, хотя напоминания о нем, словно острые шипы, готовые исцарапать тебя, встречались повсюду: в покрытой каплями росы розе, в шорохе дождя, падающего на луг, в восходящем солнце, дающем миру краски, особенно им любимые…

Половицы скрипнули. Вырванная из своих грез, я едва не подскочила в кресле, придвинутом к кровати Тенни. Свечи догорели, кто-то стоял в темноте.

— Я прошел проведать тебя и твоего друга.

— А, спасибо, Д'Натель, — забормотала я, поправляя одежду и откидывая волосы с лица. — Тенни спит. Мне тоже нужно поспать. Придется звать Баглоса.

Принц уже снова ушел. Войдя в кухню, чтобы разбудить дульсе, я вздрогнула, ощутив здесь аромат роз из моего сна.

Больше недели Тенни находился между жизнью и смертью. Мы с Баглосом влили в него достаточно отвара и питательной похлебки, но на него продолжали волнами накатывать приступы безумия. Подобная рана должна была зажить за неделю, но она нарывала и сочилась черной жидкостью, как это было с раной Д'Нателя. Баглос уверял, что так действует яд зидов. Он видел множество ран, которые выглядели точно так же. К сожалению, никто у них не знал иного способа вылечить такую рану, кроме как позвать Целителя.

Баглос, кажется, воспринимал болезнь Тенни как вызов лично себе, он часами просиживал с больным. Снова и снова он менял повязку, и я слышала, как он бормочет себе под нос:

— Почему, почему яд зидов? Те люди не были зидами. Они не хотели убивать его…

Не зиды, нет. У тех бандитов хватило сил высадить окна в лавке, но насколько плохо они были обучены, если не смогли справиться с одним воином, юной девушкой и немолодым подслеповатым ученым. Правда, Грэми Роуэн, тот человек, о котором я знала, что он работает на зидов — еще одна неразгаданная загадка, — был на улице рядом с домом. Но если нападавшие были людьми Роуэна, почему же он не предусмотрел нашего бегства? Мацерон тоже был там. Он выследил Кейрона и выдал его Дарзиду… А за Д'Нателем охотился Дарзид. И если на нас напали люди Мацерона, жаждущие изловить шайку магов, откуда на их клинках яд зидов? Единая картина никак не складывалась.

Мои спутники никак не могли мне помочь привести мысли в порядок. Хотя Д'Натель и обрел голос, он держался еще высокомернее, чем раньше, словно брешь, пробитая в стене молчания, делала ненужным общество людей. Он отказывался вступать в разговоры со мной, если они выходили за рамки меню ближайшего обеда или очередности дежурств. Несчастному Баглосу везло не больше моего, хотя он все время пытался вовлечь повелителя в обсуждение планов на будущее. Д'Натель либо грубо перебивал его, либо уходил. Повстречать принца в иное время, кроме обеденного, стало сложно. Как ни странно, болезнь Тенни была единственным, что хоть как-то связывало принца с нами.

На третью ночь в Вердильоне Тенни впал в такое неистовство, блуждая по миру грез, что ни Баглос, ни я не могли его усмирить. Когда мы пытались удержать его, он отшвырнул Баглоса, и дульсе, отлетев, с громким треском ударился о стол. Было очевидно, что помощник из него никакой. Я отчаянно пыталась удержать Тенни и спасти от него лампу. Он кричал в приступе страха, одна его рука угодила мне в глаз. На время ослепнув и выпустив его, я ощутила, как чьи-то руки настойчиво тянут меня в сторону и заставляют опуститься в кресло.

Я откинула назад волосы, протерла слезящиеся глаза и увидела Д'Нателя, сидящего на постели за спиной у Тенни и удерживающего извивающееся тело моего друга.

— Тассэ, тассэ, — шептал он. «Тише, тише».

Прошло немного времени, Тенни вздрогнул в последний раз и затих, хотя его жалобные стоны и взгляд, полный ужаса, продолжали разрывать мне сердце. Я взяла влажное полотенце и промокнула лицо Тенни, затем, воспользовавшись моментом, влила ложку ивового отвара в пересохший рот. Вскоре оказалось, что худшее уже позади.

— Можешь уложить его, — сказала я принцу. — Я позабочусь о нем.

Д'Натель отрицательно помотал головой. Он держал раненого еще минут пятнадцать. Лишь когда стоны и подергивания окончательно затихли и Тенни заснул, принц выпустил его и уложил на постель.

— Отлично. — Я заметила на руке принца несколько кровоточащих царапин. — Позволь мне…

— Позови меня, если такое повторится. — Д'Натель быстро вышел из комнаты.

Хотя меня сильно расстраивала отчужденность Д'Нателя, я опасалась давить на него. Было несложно опекать его, когда он был лишь заблудившимся юношей со вздорным характером. Теперь я начала воспринимать его как принца, и хотя титулы мало значили для меня, его положение последнего защитника древнего народа, посланца из другого мира, заставляло относиться к нему несколько иначе. Ему многое нужно обдумать. Как и мне.

Этот Дассин был уверен, что я стану помогать Д'Нателю выполнить его магическую миссию. Но я сомневалась, хочу ли я этого. Если смерть Кейрона и ее ужасающие последствия даровали дар'нети шанс выиграть войну, значит, я уже отдала все, что только может отдать женщина. Может быть, настало время подумать о собственной судьбе и предоставить этого грубияна самому себе. Кроме того, он, кажется, не хочет моей помощи.

Баглос отказывался просвещать меня по любым вопросам, касающимся образа мысли принца, заявив, что этому препятствуют связывающие Проводников и дар'нети особые отношения. Связь между ними столь близка, что требует исключительного доверия, сказал он. Когда дульсе проходит мадрисс — специальный связующий обряд, — он передает свои знания, поступки и даже восприятие мира во власть своего мадриссона. И когда дар'нети использует свою силу, чтобы получить доступ к знаниям мадриссе, он оставляет собственный разум открытым и уязвимым. Поэтому после совершения мадрисса мадриссон клянется дар'нети никогда не использовать во зло силу своего приказания, а дульсе обещает мадриссе никогда не рассказывать о внутреннем мире своего господина. Раз Д'Натель не приказывал Баглосу пересказывать их беседы, дульсе не может и не станет этого делать.

Ладно. С этим я могу согласиться, но вопрос о нашем будущем придется поднять, нравится это его высочеству или нет. В вечер пятого дня после пожара я решила, что время пришло. Баглос сидел с Тенни, а мы с принцем доедали немудреный ужин, приготовленный дульсе. Может быть, если я заговорю раньше, чем он покончит с едой, он не уйдет.