Мэл Одом - Властелин Времени

– Не думал, что кого-нибудь разбужу.

Эльфийка покачала головой.

– Ты почти бесшумно двигаешься. Мало кто вообще был бы способен услышать звук твоих шагов. Но Кобнер наверняка слышит, а может, и Краф тоже, хоть я и не знаю, как можно столько съесть и остаться в сознании, – добавила она с улыбкой.

В другой раз двеллера, может, и позабавило бы ее замечание, но сегодня ему было не до того.

– Ты не в духе, – заметила девушка.

Джаг не стал этого отрицать. С годами он неплохо узнал Джессалин. Одно время он даже ревновал к ней Великого магистра, потому что, на его взгляд, тот уделял юной эльфийке слишком много внимания. Джессалин была прекрасной ученицей, однако она хотела увидеть весь мир, просто перелистывать страницы пыльных книг ее совершенно не устраивало.

Она приезжала один раз в Рассветные Пустоши и около месяца провела в Хранилище Всех Известных Знаний. К концу его, однако, они с Великим магистром начали действовать друг другу на нервы.

Двеллер вернулся к столу. Дым от свечи тянулся к нему, заставляя слезиться глаза.

Джессалин пододвинула стул и села с другой стороны стола. Она протянула к свече ладонь и произнесла слово, которого Джаг не понял. Дым немедленно свернулся в замысловатую спираль и теперь поднимался к потолку, не мешая ему.

– Это что, заклинание? – удивленно спросил двеллер.

– Мне нравится учиться новому, – с улыбкой ответила девушка. – Этим мы с тобой похожи, Джаг.

– Ты поэтому сюда пришла?

– Я пришла потому, что Вик – мой друг.

Джессалин откинулась на спинку стула. При дворе ее матери, среди эльфийской знати, подобная расслабленная поза вызвала бы массу нареканий.

– И потом, мне нравится Имариш. Ну, жить здесь я, конечно, не смогла бы, тут все же, на мой вкус, слишком много людей. Открытые леса нравятся мне больше.

– Извини, мне хотелось бы вернуться к делу, – сказал двеллер, указывая на дневник Великого магистра.

– Сейчас у тебя ничего не получится.

То, что эльфийка столь пренебрежительно отнеслась к его способностям, рассердило Джага.

– Почему ты так в этом уверена?

– А ты сам уверен в успехе?

Джаг вздохнул. Пора было перестать обманывать себя и других.

– Нет.

– Дай мне взглянуть, – внезапно попросила Джессалин.

Двеллер неохотно повернул к ней раскрытый дневник.

Девушка окинула страницы коротким взглядом и покачала головой.

– Нет, это не для меня писалось.

– Но я думал, ты…

– Послушай меня, Джаг, – начала Джессалин. – Я друг Вика – и твой друг тоже. Во время наших с Великим магистром путешествий мы сталкивались со многими испытаниями. Но он никогда бы не оставил мне нечто подобное. И Крафу он книгу эту тоже не оставил, хотя знает его много лет. Именно поэтому Краф и не пожелал сам разобраться с этой рукописью. Дневник Вика предназначен именно для тебя. И это только часть того, что он оставил для тебя в Имарише.

Джаг запустил руки в волосы.

– Я не могу его расшифровать, – прошептал он. – Я бьюсь над дневником уже столько времени, но получается какая-то бессмыслица.

– Не опускай руки, – сказала эльфийка. – Вик что-то хотел тебе этим сказать. Просто твой разум сейчас не может действовать в полную силу – ты устал и слишком много работал. Вик всегда учил меня, что в таком состоянии возможности того, кто решает какую-либо задачу, серьезно ограничены.

– Мне все равно вряд ли удастся заснуть.

Джессалин ткнула пальцем в стоявшую перед двеллером чашку с чаем.

– Естественно.

Джаг недовольно вздохнул и скрестил руки на груди.

– Знаешь, ты не очень-то сильно этим мне помогаешь.

– Прости, я этого не хотела, – примирительно отозвалась девушка. – Тяжело вам пришлось в Рассветных Пустошах? – неожиданно спросила она.

В сознании двеллера промелькнули до боли яркие картины.

– Просто ужасно. Улицы города были усыпаны мертвыми телами. «Ветрогон», чтобы он мог отплыть, чинили четыре дня, и Рейшо сказал, что они все это время выуживали из воды мертвецов. Даже в тот день, когда корабль отплыл, прибой все еще продолжал выносить трупы.

– Я не могу себе этого представить.

– А я – забыть, – отозвался Джаг.

– Есть вещи, которые нельзя забывать.

– Я не могу забыть, что Великий магистр находится в руках врага, – прошептал двеллер.

– Он там, где сам пожелал остаться, каковы бы ни были причины, которыми он руководствовался.

– Ты не знала, что он задумал?

– Нет. Нам с Кобнером сообщили, что он будет в Имарише, и мы прибыли сюда три дня назад. Еще нас предупреждали, что Великого магистра можешь сопровождать ты.

– А Краф? О его присутствии тоже шла речь?

Джессалин нахмурилась.

– Нет.

«Интересно, почему?» – подумал Джаг.

– Ты же знаешь, Краф не всегда путешествовал с Виком, – сказала эльфийка.

И, помолчав немного, задала еще один неожиданный вопрос:

– Почему между вами натянутые отношения?

– Да нет ничего такого, – запротестовал двеллер, не питавший, однако, больших надежд, что ложь его звучит убедительно.

– Ну да, как же, – отозвалась эльфийка. – Кого ты пытаешься обмануть? Я поняла, что что-то произошло, когда Краф не попытался забрать у тебя дневник, зато сразу же принялся твердить о важности разгадки головоломки.

– Ну ладно. У нас… определенные проблемы.

– Ах, проблемы? Проблемы имеет смысл как можно скорее разрешить – нам всем понадобится собрать все силы, чтобы выполнить то, на что указывает Вик в этом своем дневнике.

«Если, разумеется, его когда-либо удастся расшифровать», – мелькнуло в голове двеллера.

Должно быть, Джессалин уловила на его лице тень сомнения.

– Ты кое-что забываешь, Джаг. Этот дневник писался специально для тебя. Что бы ни творилось у тебя в душе, помни это и верь в себя.

Двеллер провел руками по книге. Он знал бумагу и переплет, знал, каким образом стежки соединяли их в одно целое, – переплетному ремеслу его учил Великий магистр.

– Ты непременно добьешься успеха, – продолжала девушка, – но сейчас тебе надо хорошенько отдохнуть. – Она встала из-за стола. – Увидимся утром.

Джаг поблагодарил ее за добрые слова и опять уставился на исписанные почерком Великого магистра страницы.

– А ведь она права. Много ты сегодня не наработаешь, а вот завтра еще хуже может пойти дело, раз ты не хочешь взяться за ум, как тебе советуют, и отдохнуть. Ты же не двужильный все-таки.

Повернувшись на голос Рейшо, двеллер увидел, что тот сидит, ссутулив спину, в тени на ступенях. Сабля, с которой молодой матрос никогда не расставался, лежала у него на коленях.

– Что, в этом доме вообще никто не спит? – изумился Джаг.

– Да почти никто, – буркнул откуда-то снизу Кобнер. – Себе пользы не желаешь, так хоть о нас подумай.