Андрей Раевский - Конец игры

В последние дни столица была охвачена неясным возбуждением в ожидании какого-то исключительного события. Это чувствовали все, не говоря уже о тех, кто подобно Анмисту, был наделён тонким видением. И это тонкое видение подсказывало, что предстоящее появление в Каноре пророка Айерена из Тандекара, которого всё чаще называли в народе Фервурдом, непременно скажется на его, Анмиста, судьбе, на всех его целях и его планах. И особенно на самых главных и сокровенных. Что-то очень важное должно было произойти в ближайшее время, и Анмист не мог встретить это, будучи растворённым в безликой и неразумной городской толпе. Время прятаться прошло — настало время активно включаться в события. Так он решил…

Ещё несколько минут Анмист напряжённо вглядывался в приближающуюся процессию. Случай, казалось, благоприятствовал ему — регент ехал верхом, а не в повозке. Его можно было узнать по длинной, ослепительно белой с чёрным узором меховой накидке — одежде, приличествующей лишь облечённым высшей властью мужам неимператорского рода. Анмист сорвался с места и, подхватив свой кожаный мешок, стал быстро спускаться с холма, скользя по влажной и поникшей осенней траве.

— Эй, чудак! Ты, небось, растерял здесь кучу золотых монет, что даже не замечаешь на дороге самого светлейшего регента империи! — весело крикнул дежурный офицер охраны, проверяющий дорогу шагов за пятьсот впереди всей процессии.

Видимо, регент пребывал в хорошем расположении духа, и оно передалось всем его приближённым. Офицер резко осадил коня, едва не сбив Анмиста, который ещё несколько минут продолжал невозмутимо копаться в траве на обочине дороги. Наконец, он выпрямился и приветствовал всадника лёгким поклоном.

— Неужели это сам регент едет? — учтиво спросил Анмист.

— Именно он! — усмехнулся офицер. — Светлейший Элгартис — милостью богов регент Алвиурийской империи. А ты тут считаешь муравьёв и путаешься на дороге.

— Я не считаю муравьёв, я ищу белую травку, — как бы извиняясь, пробормотал Анмист, великолепно изображая святую рассеянность.

— Белую травку? Не вижу здесь никакой белой травки! Трава бывает или зелёная, или жёлтая.

— Это — для простого зрения. Тонкое зрение видит и белую траву, которая грубому зрению кажется зелёной.

— Ха! Погоди-ка! — офицер развернул коня и, взбив облачко пыли, поскакал назад, навстречу процессии.

Анмист хорошо видел, как офицер подъехал к регенту с коротким докладом. Теперь оставалось только подождать, пока процессия приблизится. Слегка пришпорив своего белого с золочёной сбруей коня, Элгартис оторвался от свиты и подъехал к стоящему в почтительной позе Анмисту.

— Так это ты ищешь здесь белую траву?

— Я, светлейший.

— Странно. С тех пор, как мы взялись наводить порядок в государстве, здесь никто ничего не находил!

Опустив голову, Анмист тихонько рассмеялся. В ответ регент благосклонно усмехнулся. Он редко встречал людей, схватывающих на лету его своеобразные шутки.

— Так зачем же тебе белая трава?

— О, светлейший! Чтобы ответить на этот вопрос, я должен рассказать тебе мою историю. Если тебе угодно выслушать…

— Угодно, угодно, — иронично кивнул Элгартис.

— Так вот… — начал Анмист, — с детства я воспитывался в одном из духовных братств и достиг немалых успехов в тайных монашеских искусствах. Но затем произошло событие, которое изменило всю мою жизнь. Как-то наставник поручил мне сопровождать в военном походе некоего знатного человека — светского покровителя нашего монастыря, заботясь о его безопасности и скрашивая походные будни учёными беседами. Между нами возникла тесная дружба, и она-то меня и подвела! Когда военная удача отвернулась от моего подопечного друга, я вместо того, чтобы просто помочь ему покинуть поле боя, сам вступил в бой, нарушив тем самым первейшую заповедь монаха. Ведь монахам категорически запрещено применять боевые искусства в мирской жизни, не говоря уже об участии в боевых действиях.

— Этот мне известно, — вставил Элгартис.

— О боги, скольких людей лишил я жизни в тот день!… А, главное, того человека это не спасло… Он тоже погиб. После этого я уже не мог оставаться монахом… А вскоре мне было видение. Три великих учителя древности Тинтлар Книжник, Ванлиарк Добрый и Канфларт Старший явились мне во сне и провозгласили мне своё решение. В своей великой милости они заступились за меня перед богами судьбы и не стали полностью лишать меня всех духовных наработок, что обрекло бы меня на рождение в теле ничтожнейшего из рабов или животного. Мне было сказано, что мой удел — поиск бесконечного совершенства в служении простейшей усладе тела — чревоугодию. Раз уж подъём к вершинам духа для меня оказался закрыт. Однако меня утешает мысль, что изысканная еда размягчает сердца людей и отвращает их от дурных мыслей и поступков. Так я стал поваром…

— Хм… — усмехнулся регент. Подобные истории во множестве ходили по стране, и им принято было верить. Элгартис не верил никому и никогда. Но зато ценил изысканную фантазию. При допросе преступников его больше всего злило глупое неизобретательное враньё. В этом случае провинившимся не приходилось рассчитывать ни на какое снисхождение.

— И насколько ты преуспел в своём новом ремесле? — спросил Элгартис, передумав с ходу спрашивать имя погибшего вельможи и название монастыря. Во-первых, не следовало сразу выказывать своё недоверие. А во-вторых, по лицу Анмиста регент понял, что тот, конечно же, будет готов к подобным вопросам, поскольку наверняка всё продумал заранее.

— О, светлейший! Хвалить себя — недостойное занятие, но смею утверждать, что я немало преуспел в поварском деле. Я обошёл полмира, изучая кулинарные секреты ближних и дальних стран. Я собрал семена небывалых овощей в стране жёлтых людей, познал искусство долгого хранения мяса и рыбы на холодных северных островах, выведал секреты изготовления приправ у скрытных и лукавых поваров Востока. Иногда мне даже приходилось рисковать жизнью, чтобы узнать тот или иной диковинный рецепт.

— А в этих случаях монахам разрешено применять оружие? — не без лёгкого ехидства спросил Элгартис.

— Устав ничего не говорит об этом, светлейший. Не разрешает, но и не запрещает… К тому же я уже больше не монах. Хотя, когда я был придворным поваром у царя Лахашиты, тамошние монахи хотели принять меня в свою общину.

— Так почему же царь от тебя ушёл? — спросил подъехавший на осле Маленький Оратор.

— Ему стало не до изысканных блюд, как и всем его прихлебателям. Такая резня там была…

— М-да… Помню, помню… Докладывали, — проговорил регент. — А правда ли, что жители царства Тиалока перед сном едят живых улиток?