Кристофер Сташеф - Мудрец

— Садитесь и поешьте, — велел Миротворец, — а когда ваши глаза привыкнут к свету здесь, в пещере, мы выйдем на свет солнца.

— Хорошая мысль, — кивнул Кьюлаэра, усаживаясь у факелов, которые Луа установила в середине пещеры. — Но я не могу зря терять время. Миротворец. Ты дал мне задание, и мне нужно идти на юг и убить ульгарла!

Китишейн посмотрела на него с тревогой, задрожала и поняла, что в пещере прохладно, а Кьюлаэра потирал руки не в предвкушении битвы, а чтобы отогреть их у слабого огня.

— Всему свое время, горячая голова, — довольно сказал мудрец. — Ты был бы глупцом, если бы начал битву, не подготовившись к ней.

— Но я должен найти Боленкара, пока он к ней не подготовился!

— Единственный твой выход — собрать и повести на него большие силы. Для начала хватит и твоих друзей, но они — это еще не войско. И им холодно здесь, на севере.

Кьюлаэра удивился, поднял взгляд и увидел, как дрожат Китишейн и гномы.

— Меня греют доспехи! Я должен был все понять, когда у меня замерзли руки! Простите меня, друзья! — Он вскочил. — Я пойду убью пару медведей и принесу вам шкуры!

— Нет, погоди, мой герой! — Китишейн засмеялась и придержала его рукой, — Подожди, пока твои глаза привык нут к яркому свету, и не ходи на охоту без твоих лучниц! А что касается шкур, то мы с Луа сняли их, когда в пещере стало жарко, и убрали в мешки. Грей руки, а мы оденемся!

Они оставили Кьюлаэру мешать похлебку, а сами надели поверх рубах и штанов меховые плащи и сели есть. Доев остатки своих запасов, все надели варежки, даже Кьюлаэра, которому, кроме того, еще понадобились башмаки, благоразумно припасенные Китишейн. Одевшись и собрав вещи, они направились к выходу.

Выйдя из пещеры, они замерли от боли, сощурили глаза, потом начали медленно их открывать и замерли от того, насколько прекрасным были окрестности. Золотой солнечный свет уходящего дня залил хвойные деревья в белом убранстве. Это был снег, его глубокий слой покрывал и землю, и все горы вокруг.

— Пока мы были под землей, наступила зима! — воскликнула Китишейн. — Неужели мы пробыли там так долго, Миротворец?

— Как ты понимаешь, всего несколько дней, — ответил мудрец, — но зима надвигалась все время, пока мы шли на север, а сюда, в горы, она приходит раньше. Теперь все время будет становиться холоднее. Спустившись с этих холмов, мы проделаем лишь незначительную часть пути; северная земля, куда мы идем, расположена на высоком плато, а нам надо будет идти и еще дальше.

— На север? — простонал Кьюлаэра. — Мне нужно в другую сторону, Миротворец! Мне же нужно на юг!

— Сначала тебе надо обзавестись мечом, Кьюлаэра, а я не смогу его тебе выковать, пока не найду Звездный Камень. Ну, в дорогу!

И он пошел на север. Потрясенный Кьюлаэра посмотрел ему вслед, опустил голову и тяжело зашагал по сугробам, что-то угрюмо бормоча. Его друзья последовали за ними, обменявшись радостными взглядами.

В этот день они шли еще всего несколько часов; солнце быстро село, и путники с радостью остановились под огромной елью. Кьюлаэру злили проволочки. В своих заколдованных доспехах он готов был идти всю ночь.

— Мне надо идти на юг, Миротворец!

— Когда пробьет час, Кьюлаэра, — ответил мудрец и отхлебнул немного супа.

На следующий день час не пробил — они продолжали путь на север. Миротворец послал героя в заколдованных доспехах вперед — прокладывать для всех путь через сугробы. Кьюлаэра непрерывно ворчал, но не из-за холода:

— Я иду не туда. Миротворец! Боленкар на юге!

— Солнечный свет и тепло там же, Кьюлаэра. Ты можешь еще несколько недель потерпеть холод?

— Несколько недель! — в отчаянии взревел герой. Китишейн подошла к нему и взяла за руку.

— Терпение, богатырь. Я не жажду увидеть, как ты отважно идешь навстречу опасности, но еще меньше мне хочется увидеть тебя идущим без меча.

Кьюлаэра удивленно посмотрел на нее, снова принялся ворчать и пробиваться по снегу вперед. Но, оглянувшись на Китишейн, он все-таки не смог сдержать улыбки.

Шагать становилось все труднее, все сильнее и резче дул ветер. Потом начал падать снег, который Кьюлаэра чувствовал только ладонями; даже пальцы ног его не мерзли в бронзовых башмаках, которые ему выковал Кудесник. Китишейн, чтобы защититься от ветра, жалась к его спине, гномы держались за ней. Последним шел Миротворец. Пробираясь через сугробы, он не опускал головы. Ветер развевал его длинные седые волосы, но он не желал показывать, что ему холодно. В эту ночь у костра Кьюлаэра, казалось, окончательно смирился со своей судьбой; он смеялся и болтал, отвечал дерзостями на придирки Йокота, а потом лег у огня и напомнил гному, чтобы тот разбудил его, когда наступит время его стражи, но, когда друзья уснули и задышали спокойно, а гном погрузился в глубокий транс, Кьюлаэра медленно перекатился на бок, потом еще дальше, чтобы гном его не видел, очень осторожно и медленно, чтобы не нарушить шаманского созерцания, в каких бы таинственных мирах ни витал сейчас гном. Удалившись на достаточное расстояние, Кьюлаэра поднялся и тихо ушел во мрак хвойного леса. Он бесшумно удалялся от лагеря, пока свет костра не исчез за его спиной. Тогда он зашагал быстрее и скоро вышел из-под сосен на широкий, не защищенный от ветра, открытый свету звезд склон. Здесь он глубоко вздохнул и улыбнулся чувству свободы. Он поднял глаза, отыскал Полярную звезду, повернулся к ней спиной и быстро зашагал на юг.

Тропа поворачивала к огромным валунам. Он шел против ветра и думал, что скоро камни прикроют его. Между ними ветер дул тише. Кьюлаэра успокоился, он шел петляя, выбирая места, где поменьше снега. Скоро наконец, уйдя за громадные камни, Кьюлаэра вышел на открытое место и замер, увидев перед собой седовласую фигуру в черном одеянии.

Мудрец насмешливо улыбался.

— Как... как ты сюда попал, Миротворец? — запинаясь, проговорил Кьюлаэра.

— Очень быстро, уверяю тебя.

— Но как?

И только теперь Кьюлаэра понял, насколько бессмысленным было задавать этот вопрос шаману, и решил задать другой вопрос:

— Как ты узнал, что я убежал? Ты спал!

— Я никогда не сплю настолько глубоко, чтобы не знать, где ты находишься, — заверил его Миротворец. — С этой ночи я буду следить за каждым твоим шагом, Кьюлаэра, не важно, как крепко буду я спать! Пойдем вернемся к нашим друзьям. Было бы предательством бросить их в этом диком краю.

В его словах не было ни малейшей угрозы, но, произнося их, он обеими руками сжимал посох, и выражение его глаз напомнило Кьюлаэре о том, как всякий раз он оказывался слаб по сравнению с учителем. В какой-то момент ощущение магических доспехов на теле чуть не вынудило воина к спору, сопротивлению, а воспоминания о тысячах побоев вдруг ожили так ярко, что дали бы достаточно злобы для броска, но он также вспомнил, как ему достались эти доспехи, как они с Миротворцем плечом к плечу встречали опасности, и понял, что не способен испытать даже самой легкой неприязни к старику. Он вздохнул и сдался: