Кристофер Сташеф - Маг с привидениями

«Дай бог, чтобы этот яд никогда не понадобился тебе, милая моя, — сказала старушка. — Но если перед тобою встанет выбор: невинность или жизнь, избери невинность, ибо в наши дни жизнь — сплошная мука для женщины, лишившейся невинности прежде времени».

Маленькая Розамунда тогда отшатнулась от хрустальной слезки.

«А по-другому нельзя?» — затравленно спросила она.

«Можно», — ответила тетка и показала ей длинное полено, лежавшее на бархатной подушке.

Розамунда вытаращила глаза: «Что толку от полена? И почему ты его положила на бархатную подушку?»

«Потому что на такую подушку положила бы головку принцесса», — отвечала тетка Мод.

Она провела рукой по полену и запела куплет на странном языке, и воздух над поленом заколебался и замерцал, и очертания его изменились, и вот на месте полена появилась голова Розамунды! Девочка вскрикнула и прикрыла ладонью рот, а тетушка Мод пояснила: «Теперь это уже не полено, а твоя копия. Найдешь полено длиной в твой рост — и оно примет твое обличье. Есть и другое заклинание, с помощью которого твоего двойника можно заставить ходить и говорить твоим голосом три дня. Потом заклинание истощится, и твой двойник снова обратится в кусок дерева. Давай-ка повторяй за мной заклинания, тебе надо выучить их наизусть; как знать, быть может, они тебе пригодятся — вдруг надо будет спасаться бегством. Но и тогда, если тебе будет грозить поимка, тебя спасет капля яда, ибо жизнь без добродетели и любви — это вовсе не жизнь».

Больше тетка ничего не объяснила, да и не нужно было. Теперь Розамунда понимала ее прекрасно. Теткины предупреждения не выходили у нее из головы уже несколько лет, с тех пор как она расцвела и стала привлекательной девушкой, и глазки короля Драстэна противно блестели всякий раз, стоило ему на нее взглянуть. А ее жених был и того хуже, потому что принц Гагерис уговаривал ее не дожидаться первой брачной ночи и приставал всякий раз, стоило им остаться наедине.

«Помолвка — это почти как свадьба», — канючил он.

«Вовсе нет, — отвечала ему Розамунда, — иначе вам хотелось бы дождаться свадьбы».

А сама она страшилась того дня, когда бы их объявили мужем и женой, потому что по коже у нее пробегали мурашки, когда к ей прикасался Гагерис.

Стук в дверь вывел принцессу из задумчивости. Сердце ее тревожно забилось, но она, стараясь, чтобы голос не выдал ее тревоги, спросила:

— Кто там?

— Граф Сонор, моя принцесса, — ответил из-за двери зычный баритон.

— Входите, мой тюремщик, — ответила Розамунда и приготовилась к неприятному разговору.

— Ну какой же я тюремщик, миледи? — благодушно проговорил граф Сонор, войдя в комнату. — Уж скорее я радушный хозяин.

Однако улыбка, игравшая на его губах, говорила об обратном, и глаза противно сверкали. У Розамунды екнуло сердце.

— У вас есть вести для меня, милорд? — требовательно спросила она.

— Наипрекраснейшие, — злорадно блеснул глазами граф Сонор. — Король Драстэн одолел бунтовщиков и завтра с победой вернется домой.

Розамунда всеми силами старалась не выдать охвативших ее чувств, хотя душа ее кричала от страха. Решившись подать голос, она спросила:

— А с королевой и принцами?

— Король определил замок Дуриф для проживания ее величеству, — ответил граф Сонор. — Туда отправлена рота солдат для охраны королевы, четыре придворные дамы и десяток горничных.

— Увы, госпожа моя! — прошептала Розамунда, отвернувшись от графа.

Она поняла, что королева на самом деле станет узницей замка Дуриф. При мысли о том, что эта храбрая, непокорная женщина будет заточена в четырех стенах и никогда уже не увидит воли, сердце Розамунды заныло от жалости к ней. Она слышала о замке Дуриф. Замок был маленький, даже можно сказать — тесный, там не было ни внутреннего двора, ни сада. Десять шагов до одной стены, десять до другой — вот и вся прогулка. Замок был чуть побольше той твердыни, в которой сейчас была заточена Розамунда, и целиком скроен из камня — холодного, прочного камня, и войти в него можно было только через надвратную башню.

Граф продолжал свой рассказ, сделав вид, что не расслышал шепота принцессы.

— Принц Джон разделил с отцом радость победы и отважно дрался плечом к плечу с ним.

Чтобы Джон отважно дрался в бою? Отбиваться, подобно загнанной в угол крысе, — это он еще, пожалуй, смог бы. А вот в том, что Драстэн держал его при себе, — в этом Розамунда не сомневалась. Только так можно было удержать этого слюнтяя от бегства с поля боя.

— А что с Брионом?

Граф Сонор с трудом удержался от мстительной усмешки.

— Если принцу Джону место рядом с отцом, то принцу Бриону место подле дедов и прадедов.

Розамунда порывисто обернулась к графу:

— Не хотите же вы сказать, что он мертв!

— Он напал на лорда маршала из засады, — ответил граф Сонор. — Лорд маршал сбросил его с коня и обезоружил, но оставил в живых, но не успел маршал скрыться из глаз, как откуда ни возьмись прискакал неизвестный рыцарь в синих доспехах и убил принца. Он заколол его своим мечом. Никто не знает, кто это был такой, ибо он умчался прочь в туманную даль, откуда и появился.

Розамунда даже не поняла, отвернулась ли она от графа после этих его слов. В глазах у нее потемнело и зашумело в ушах. Она постаралась не упасть и прислонилась к стене. Ее мир распался на части, ибо враги ее остались в живых. Королева, которая могла бы защитить ее, была обречена на вечный плен, а принц погиб.

Погиб! Брион не мог погибнуть! Высокий, умный, храбрый юноша, который не мог заговорить с женщиной, не робея, который мог бы схватиться с десятком пехотинцев, вооружившись только мечом и щитом, и победить! Розамунда видела Бриона, в таких схватках. Она помнила, как от него пахло, она помнила, как прикасалась к нему, когда неохотно подавала ему руку, чтобы он вел ее по королевскому замку в отсутствие брата... Брион погиб! Ей не хотелось в это верить!

— Миледи! — наконец проник сквозь шум в ушах голос графа Сонора. Понемногу развеялась тьма перед глазами Розамунды. Девушка увидела перед собой закованное в латы плечо графа и поняла, что прижимается к его стальному нагруднику. Она поскорее отступила, хотя и с трудом держалась на ногах. Глаза графа смотрели на нее насмешливо, он явно радовался ее печали.

— Приказать принести вам что-нибудь? — спросил граф.

— Вина, — поежившись, отвечала Розамунда и набросила на плечи шаль. — Подогретого вина и еще — полено длиной во весь очаг. Мне что-то вдруг стало ужасно холодно.

— Будет исполнено, миледи.

Граф слегка поклонился Розамунде, и она с удивлением увидела в его взгляде сдержанное почтение. Он вышел и запер за собой дверь на ключ.

Но это не имело значения. Теперь ничто не имело значения. Розамунда отвернулась и прижалась горячим лбом к холодному оконному стеклу, закрыла глаза и позволила отчаянию овладеть ею. Но вместе с отчаянием пришли головокружение и слабость, и она заставила себя открыть глаза. Именно теперь, более чем когда-либо, она должна владеть собой!