Дарья Иволгина - Степная дорога

Салих быстро осмотрел девушек, одной – взявшей с собой драгоценности, но не позаботившейся об одежде – приказал захватить теплый плащ, второй – обратить внимание на обувь, третью спросил, не хворает ли она – у нее был усталый вид.

– Ладно, – сказал наконец Салих. – Теперь слушайте. В доме есть еще кто-нибудь?

Сперва они робко молчали, потом послышался тихий голос:

– Никого, господин. Только мы. И евнухи…

– Сколько?

– Трое, господин.

– БЫЛО трое, – не без удовольствия заметил Салих. – Отлично. Стало быть, никто не помешает покинуть нам эту благословенную обитель. – Он вздохнул, собираясь с мыслями. Двадцать три перепуганные девчонки! И наверняка изнеженные. Сейчас они боятся его и потому будут слушаться беспрекословно. Но едва лишь поймут, что свободны, как тотчас начнут капризничать, хныкать, висеть на шее тяжким грузом…

Салих тряхнул головой. В конце концов, они очень красивы. А красивая женщина имеет право быть какой угодно – и капризной, и изнеженной.

Да… Однако это ни в коей мере не упрощает его задачу – вывести их отсюда незаметно и найти им надежное пристанище. К тому же Фатагар скоро доберется до своего загородного дома. А убивать работорговца Салих не хотел. Ни в коей мере.

– Есть ли среди вас такая, которая любила бы господина Фатагара? – спросил наконец Салих. – Кто-нибудь из вас хотел бы остаться с ним навсегда? Вам нужно только сказать мне об этом, и эта просьба будет удовлетворена. Более того, я уверен, что господин Фатагар оценит преданность и любовь такой девушки… Во всяком случае, ТЕПЕРЬ.

Наложницы молчали. Салих еще раз обвел их глазами, подолгу задерживая взгляд на каждом лице. Если они попросту боятся его – боятся настолько, что не осмеливаются признаться в чувствах к Фатагару? Но сколько бы он ни всматривался в лица наложниц, ни проблеска нежности по отношению к бывшему их господину он не заметил.

– Хорошо, – сказал Салих. – В какой-то степени это упрощает дело. Итак, ни одна из вас не хочет остаться?

Девушки боязливо переглядывались. Наконец одна – чернокожая рабыня с замысловатой татуировкой на левой щеке – осмелилась ответить за всех:

– Нет, господин. Все мы ненавидим господина Фатагара. Он держит нас взаперти, а когда берет одну из нас развлекаться, то… Он жестокий и грязный человек, господин!

– Вот и хорошо, – хмыкнул Салих. – Мы прибыли сюда в экипаже. Доберемся до леса и там обсудим дальнейшее. Мы и так слишком здесь задержались.

Девушки набились в экипаж так тесно, как только могли. Они сидели друг у друга на коленях, три из них устроились на полу, под ногами у подруг, а чернокожая рабыня забралась на козлы рядом с Алахой.

– Как тебя зовут? – спросила Алаха, взяв в руки вожжи.

– Меня называют Хайманот, госпожа, – тихо ответила девушка.

– Я тебе не госпожа, – проворчала Алаха. – Сумеешь управляться с лошадьми?

– Попробую.

Алаха сунула девушке вожжи.

– Вот и управляйся. Устала я сегодня…

Экипаж покатил к воротам.

Возвращение в пещерный храм оказалось тягостным. Во время путешествия рабыни Фатагара не смели плакать и жаловаться на трудности. Но когда пришлось оставить экипаж и идти пешком по горным тропам, началось настоящее бедствие. Почти все мгновенно сбили ноги в кровь и плелись еле-еле. У Салиха руки опускались. Он вынес на руках Алаху, когда та обезножела, но не тащить же на плечах двадцать девчонок сразу!

– Можно с непривычки надорваться, – пожаловался он младшему брату.

На самом деле им было не до шуток. До перевала оставался день пути. И непонятно было, как пережить этот день.

Алаха выслушала сетования обоих братьев, надулась и заметила сквозь зубы:

– Вы слишком с ними нежничаете. Обыкновенные девчонки, рабыни.

– Они больше не рабыни, – запротестовал Мэзарро.

Алаха смерила его высокомерным взглядом.

– Да? Ты так думаешь, Мэзарро? Смотри, чтобы твоя стрела не пролетела мимо сокола! Свобода не приходит к рабу сразу после слов "иди, ты свободен". Быть свободным – такое же искусство, как быть воином. Поразмысли над моими словами, и ты поймешь, что я права.

Салих изумленно посмотрел на свою бывшую госпожу. Она действительно была права! Далеко не всякий человек начинает чувствовать себя свободным сразу после того, как с него снимают ошейник раба. Разве что тот дикий венн, которого Салих встретил у виллинов… Но тот человек – Салих понял это почему-то с первого взгляда – вообще был исключением. Из любого правила. Так что о нем и рассуждать сейчас не стоило.

– А коли они в душе все еще рабыни, – продолжала Алаха, – то следует воспользоваться этим. Господское слово для них страшнее холода, господский приказ сильнее голода, а господская воля способна залечить даже раны на ногах, и если господин велит идти, они встанут и пойдут! Нужно только погромче на них прикрикнуть.

Салих кивнул. Мэзарро с ужасом переводил взгляд с брата на Алаху.

– Вы это серьезно? – спросил наконец младший брат.

– Да, – сказала Алаха. – Я не шучу.

– Она права, Мэзарро, – вздохнул Салих. – К сожалению, я знаю это по себе…

К "господскому" костру тихо приблизилась Хайманот. Уроженка жаркой Мономатаны, чернокожая невольница больше остальных страдала от безжалостного холода. Алаха чуть подвинулась, давая ей место у огня.

– Госпожа… – заговорила Хайманот, пугливо поглядывая то на Алаху, то на Салиха (в Мэзарро она безошибочным рабским чутьем угадывала "младшего надсмотрщика", менее страшного, чем остальные). – Мы слишком долго жили взаперти… Конечно, жить в клетке, пусть даже золоченой, – страшно. Моя младшая сестра повесилась, не выдержав заточения… Господин Фатагар издевался над нами, обращался с нами как с животными – даже хуже… Не было ничего отвратительнее его извращенных фантазий и злых капризов. Но вы… – Она прикусила губу, поглядела на Салиха так, словно умоляла понять ее правильно. – Вы все… вы убиваете нас. Мы не привыкли… к такому. К холоду, к голоду… К горным тропам… У нас болят ноги, а некоторые уже кашляют…

– Вас ведь с самого начала спрашивали, не желает ли кто-нибудь остаться, – ледяным тоном произнесла Алаха. – На что ты жалуешься теперь?

– Я не жалуюсь… – пробормотала Хайманот.

– Можешь вернуться, – предложил Салих, пожалуй, чуть-чуть резковато. – Тебя ждут широкие объятия господина Фатагара. Его плетка, его роскошная кровать с зеркалом и многое другое, по чему ты, несомненно, тоскуешь.

Хайманот зажала уши и медленно покачала головой. Салих взял ее руку и силой отвел в сторону.

– Ну, ну. Почему ты не хочешь меня слушать?

На него глядели широко раскрытые черные глаза. Огромные и влажные, в густых, пушистых ресницах. И эти глаза безмолвно умоляли о жалости.