У Чэн-энь - Путешествие на Запад. ТОМ II

– Зарастай! – в тот же момент кожа срослась.

– Вот ваши дорожные бумаги, – испуганно сказал правитель. – Берите их и не задерживайтесь больше.

– Да бумаги сейчас не так важны, – сказал на это Сунь У-кун. – Мы хотели бы, чтобы ваш второй наставник распорол себе живот. Каково ваше мнение?

– Я тут ни при чем, – отвечал правитель, обращаясь к даосу Сила оленя. – Вы сами хотели состязаться с ним, вот и состязайтесь.

– Охотно, – согласился даос. – Я уверен в том, что не проиграю.

С этими словами даос так же важно, как и Сунь У-кун, прошел к месту состязаний. Палачи связали его и одним взмахом меча распороли ему живот. Даос, подражая Сунь У-куну, вытащил свои внутренности и стал приводить их в порядок. В этот момент Сунь У-кун выдернул у себя волосок и, дунув на него, сказал:

– Изменись!

И волосок тотчас же превратился в коршуна, который, распустив крылья, ринулся к даосу и, схватив его внутренности, скрылся. От даоса остался жалкий окровавленный труп с распоротым животом. Палачи свалили столб и, оттащив труп, к своему изумлению увидели тушу белого рогатого оленя. Главный палач был поражен и бросился к правителю.

– Второго наставника тоже постигла неудача, – доложил он. – Коршун утащил его внутренности. Наставник мертв, но теперь на его месте белый олень.

– Как так олень? – с ужасом спросил правитель.

– Мой почтенный брат может быть и погиб, – сказал туг даос Сила барана, – но я не верю, что он превратился в оленя. Все это проделки монахов, которые хотят погубить нас. Я должен отомстить за своих братьев.

– Чем же вы можете победить этих монахов? – спросил правитель.

– Каждый из нас опустится в котел с кипящим маслом, – отвечал даос.

Правитель велел принести огромный котел, наполнить его маслом, а затем приказал соперникам начать состязание.

– Премного благодарен вам за ваши заботы, – сказал тут Сунь У-кун. – Я давно уже не имел возможности помыться и последнее время даже ощущаю зуд. Вот сейчас как раз и выкупаюсь.

Когда котел был установлен, его наполнили маслом, принесли хворост и развели огонь. Как только масло закипело, Сунь У-куну предложили залезть в котел.

– Не знаю только, какое купанье вы предпочитаете – гражданское или военное? – почтительно сложив руки обратился Сунь У-кун к правителю.

– А какая между ними разница? – спросил император.

– При гражданском купанье одежды не снимают, – пояснил Сунь У-кун, – и, скрестив руки, бросаются в воду вниз головой. При этом одежда ни в коем случае не должна быть запачкана. Маленькое пятнышко уже означает проигрыш. При военном купанье необходимо раздеться догола и прыгнуть в котел, а там по собственному усмотрению проделывать разные прыжки, фокусы и вообще забавляться вовсю. Надо также принести вешалку для одежды и полотенце.

– Какой же из этих двух видов купанья вы предпочитаете? – обратился государь к даосу Сила барана.

– Если выбрать гражданское купанье, – смекнул даос, – то этот мошенник, пожалуй, пропитает свое платье какой-нибудь жидкостью, которая предохранит его от масла. Лучше военное купанье.

– Простите мне мою неучтивость, – сказал, выступив вперед, Сунь У-кун. – Мне все время приходится начинать.

С этими словами он разделся, потянулся всем телом, прыгнул прямо в котел с кипящим маслом и начал там барахтаться и кувыркаться, словно купался в воде.

– Ну и обезьяна! – шепнул Чжу Ба-цзе Ша-сэну, глядя на Сунь У-куна и покусывая пальцы. – Зря мы подтрунивали над ней. Кто мог подумать, что она способна на такие дела? Вдруг Сунь У-кун заметил, что они шепчутся, и это показалось ему подозрительным.

«А Дурень продолжает издеваться надо мной, – подумал он. – Вот уж поистине: «Умный трудится, а дурак наслаждается праздностью». Мне приходится проделывать всякие штуки, а они стоят себе и блаженствуют. Ну, погодите, подстрою я вам штуку, натерпитесь страху».

Сунь У-кун с шумом погрузился в котел и, опустившись на дно, превратился в финиковую косточку.

– Ваше величество, – доложил главный палач, – монашек сварился.

Правитель очень обрадовался и приказал выловить из котла тело Сунь У-куна. Палач взял шумовку и стал шарить ею в котле. Однако отверстия в шумовке были чересчур велики, и Сунь У-кун, превратившийся в финиковую косточку, естественно, проскальзывал сквозь них.

– Этот монах был совсем тщедушный и, видимо, от него ничего не осталось, – сообщил главный палач.

– Схватить остальных трех монахов и бросить их в котел! – приказал тогда правитель.

Сначала схватили Чжу Ба-цзе, и так как вид у него был особенно страшный, его повалили лицом вниз, а затем скрутили ему назад руки.

– Ваше величество, – воскликнул в совершенном смятении Трипитака. – Простите смиренного монаха. Мой ученик, приняв нашу религию, совершил немало славных дел. И теперь, когда он погиб в котле с кипящим маслом, я не хочу больше жить. Вы – правитель, и все здесь подвластны вам. Прикажите мне умереть, и я умру. Только перед смертью я хотел бы просить вас об одной милости: велите принести мне полчашки холодного рисового отвара и три бумажных жертвенных коня. Я совершу жертвоприношение душе умершего и помолюсь за него. После этого я готов принять смерть.

– Недаром говорят, – заметил правитель, – что китайцы отличаются высоким чувством долга.

После этого он велел принести все, что просил Трипитака. Когда это было сделано, Трипитака позвал Ша-сэна и вместе с ним подошел к котлу. Несколько человек схватили Чжу Ба-цзе за уши и тоже подтащили его к котлу.

– О ученик мой, Сунь У-кун!-воскликнул Трипитака:

– Учитель, – не вытерпел Чжу Ба-цзе. – Вы молитесь совсем не так, как нужно. Ша-сэн! Ты поднеси за меня чашку с рисовым отваром, а я буду читать молитву. – И он, тяжело дыша, заговорил:

Сунь У-кун, который все это слышал, не выдержал, принял свой обычный вид и, выскочив наружу, как был голый и весь в масле, стал на краю котла.